И всё же блондину удалось закрыть дверь, при этом выйдя наружу. Устало вздохнув, он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Сегодня ты его не увидишь, – сказал он серьёзным тоном. – И завтра тоже. А вообще, мой тебе совет: оставь его в покое. Есть проблемы куда важнее твоих перепалок с обществом.

Меня пошатнуло. Главной целью было избавить себя от заносчивого соседа, но после слов Вадика, я почувствовала себя отвергнутой. Снова.

– Да что он о себе возомнил?! – бросила я, спотыкаясь на каждом слове. – Мне плевать на него, плевать на тебя, на всех вас и эту чёртову станицу!

– Знаю. Никто не сомневался в твоём безразличии. И в этом твоя главная проблема.

На этих словах он скрылся в квартире, оставив меня в облаке возмущения. И даже по прибытию домой, я никак не могла смириться со сказанным им. В груди саднило от факта, что все вокруг считают меня занозой, отравой и попросту самым невыносимым человеком на свете. И что примечательно, я нисколько не собиралась доказывать им обратное. Напротив, адский огонёк внутри меня лишь разгорался, призывая закрепить всеобщее мнение.

Это место не сломает меня. Это я растопчу его, если потребуется.

Сегодня я решила не отказываться от предложения Веры подвести меня в школу – блуждать по здешним улочкам в одиночку оказалось небезопасно. Всю дорогу мы провели в молчании и только подъезжая, мама обмолвилась:

– Хорошего дня, дорогая.

– Ты говоришь о невозможном, – схватив рюкзак, сказала я. – Но спасибо за пожелания. Так вышло, что ты больше не бесишь меня так сильно, как некоторые. Быть может, если ты изменишь причёску, я даже смогу тебе улыбаться.

Я поведала ей чистую правду. За проведением совместного времени, пусть оно заключалось в обменах кратких фраз за завтраком и односторонних пожеланиях добрых снов, моя ненависть к ней гасла. На смену её приходила жалость. Смотря на то, как она, изрядно уставшая, возвращается домой, наверняка накормив десяток бездомных стариков, падает без сил или доедает последние крохи, я проникалась сочувствием к женщине. При этом я считала это худшим чувством, которое можно испытывать к человеку. Хуже ненависти, злости и обиды.

– Снова опаздываешь, Столица? – хохотнул охранник, который будто выжидал того часа, когда я зайду в школу. – Чему вас только учат в ваших элитных избушках? Только и можете, как дрыхнуть, жрать и тратить деньги на улиток под соусом. А сами от улиток не далеко ушли…

Не успел мужчина договорить, как я положила на его рабочий стол два пирожка с капустой, приготовленной Верой.

– Угощайтесь, – пропела я. – Вы наверняка не доедаете, блюдя за такими невежами, как я.

Охранник заметно растерялся. Подавив неловкость, он сглотнул.

– Спасибо. Спасибо, Столица. С радостью полакомлюсь.

– Не обляпайтесь, – не скрывая улыбки, я продолжила путь. В память победными пчёлами врезались моменты, как я сдобрила угощение слабительным. Ещё с утра, заочно зная, что накажу работника за грубые шутки.

Теперь у него появится много времени, чтобы пожалеть о сказанном.

Первым уроком неизменно была химия. Ирина Олеговна неспроста ставила свои занятие первыми, ведь в конце учебного дня с классом было вовсе не совладать. Они принимала нас сонными, не способных ни на что, кроме шумной зевоты. Она была доброй женщиной, но это не являлось профессией.

Зайдя в класс, я удивилась, что места пустовали. Кроме одного.

– Винни? – охнула я, опустившись на соседний стул. На парте пошатнулись колбы с разноцветной жидкостью, поставленные для очередной лабораторной работы. – Почему ты один? Решил устроить романтик с Указкой? Только скажи, и я не стану вам мешать.