14. Глава 14

Тан

В первые мгновения, как пришел в себя после аварии и операции, думать о том, какого черта у меня забинтована половина лица, не приходилось. Болело все тело. Кожа, мышцы, местами сломанные кости. Я буквально проходил круги ада и первые несколько суток отключался на обезболивающих. Спал, чтобы не чувствовать.

То, что с лицом “что-то не так”, понял, когда пришел отец. Как-то так вышло, что я не задавался вопросом, почему его нет. Почему единственным посетителем, помимо врача, был только Ким. Я увидел его в первый раз, когда открыл глаза, и видел практически постоянно, когда отходил от обезболивающих и снотворных. Отца не было. Тогда казалось, что я просто много сплю. И только когда я увидел его искаженное неприятием лицо, стало ясно, что со мной что-то “не так”.

Мгновение – и ты урод. По щелчку пальцев. Из-за чьей-то ошибки. Я был уверен, что мотоцикл просто “не проверили”. Ошиблись, пропустили поломку. Позже стало известно, что его “испортили”. Пока Ким выяснял, кто именно, я каждый день пытался принять себя. Смириться с обезображенным ожогом лицом, с тем, что от меня будут шарахаться. Я сомневался, что кто-то в трезвом уме и твердой памяти ляжет в постель с таким, как я.

Никто и не ложился. Скрыть шрам оказалось просто. Еще проще – считать окружающих говном, недостойным даже подошв твоих ботинок. Все было легко. Банально. Пока в доме не появилась Романова. Когда она увидела открытый шрам, я, мать его, не думал, что через каких-то пару месяцев ее губы будут к нему прикасаться. Я… в самых откровенных снах такое не мог представить.

Однако происходящее не сон. Соня напротив меня, прикасается к шраму губами, ласкает пальцами шею. Я… дрожу, блядь, будто девственник, и мне пообещали секс. Первый, мать его, в жизни. Именно такие чувства сейчас. Даже сильнее, потому что в свой первый раз я… не терялся. Я твердо знал, что нужно делать, а сейчас… торможу и сомневаюсь.

Не хочу сделать ей больно. Не представляю, как вообще лишу ее девственности. Стоит представить, что ей будет неприятно – меня кроет. Импульсы дрожи, дорвавшиеся к рукам, умело пресекаю. Не хватает еще опозориться и облажаться. Соня ведь тоже хочет. Сгораем с ней вместе. В омут ныряем с такой силой, что страх захлебнуться возникает по инерции.

Пальцы подрагивают, когда тянусь к застежке ее лифчика. Кофту снимать не спешу, даю ей возможность привыкнуть. Раньше давил, брал то, что хотел. Был уверен, что не откажет. Видел по ней, что не сможет. За какие-то жалкие несколько недель все изменилось. Соня по-прежнему меня хочет, сгорает синхронно вместе со мной, но… я не могу так, как прежде. Не получается.

Купаю ее в нежности. В легких, почти невесомых прикосновениях. Каждый раз наступаю себе на горло, потому что не привык так. Потому что хочется сгрести в охапку, подмять под себя, оставить на шее засосы. Пометить ее собой. Чтобы смотрела в зеркало и вспоминала меня, чтобы знала, кому принадлежит.

С трудом подавляю собственнические замашки. Ловлю губами ее сорвавшийся негромкий стон.

— Стас…

Так меня называть может только она. Лишь ей позволяю. С ума схожу, когда она с придыханием мое имя произносит. Пиздец как сексуально у нее это получается.

— Можно теперь я? — просит, когда наконец снимаю с нее кофту.

Она передо мной почти голая. Сверху – абсолютно. На середине пути Соня меня тормозит.

— Что ты?

— Раздену тебя.

О, да, мать вашу…

— Давай.

У меня от одной мысли об этом член болезненно поджимается. Когда сдуру напялил на себя обратно одежду, прежде чем забраться к ней в постель, не думал, что вскоре так этому обрадуюсь. Теперь же представляю ее руки на своем теле и развожу свои в стороны. Позволяю ей, конечно. Сам этого хочу. Впервые. Никогда прежде процесс раздевания не был для меня чем-то особенным, сакральным. Сейчас все именно так и происходит. Едва ее подрагивающие пальцы прикасаются к краю футболки, с шумом втягиваю воздух. Поднимаю руки вверх, помогаю Соне оставить меня без одежды. Как только футболка оказывается в ее руках, замираем. Вижу, как трепещут ее ресницы, как подрагиваю губы, а взгляд бегает по моему телу. Соня замирает с одеждой в руках. В какой-то момент вообще кажется, что она сейчас спрячется за тканью, но она отбрасывает ее в сторону и тянется ко мне. Охотно подставляет для поцелуев губы и так отвечает, что мне срывает крышу.