– Позвоните, когда что-нибудь прояснится.

Я вышла в пыльный горячий воздух. Улица в солнце, а мои дорожные джинсы и простая футболка не были рассчитаны на жару. В фойе бизнес-центра было зеркало. Я заметила, что кожу на руках и лице напекло после кладбища.

Я села на заднее сиденье такси и задумчиво помяла пакет.

Внутри бумаги. Стопка не толще тетрадки, разных размеров. Было у меня несколько предположений. Зная Эмиля, это, скорее всего, финансовые документы или инструкции на случай смерти. Мой муж всегда был продуманным и дальновидным. В детстве сирота и беспризорник, он из нищеты поднялся до вершин материального благополучия. Одно это говорит, что за человек он был.

Разумно даже то, что инструкции я получу спустя полгода. Первое время после смерти мужа я была полностью невменяема…

– Куда едем? – таксист вернул меня в реальность.

Я назвала адрес частной клиники.

– Заедем за цветами, – предупредила я. – Нужно навестить знакомого.

Антону мои цветы не нужны, но я взяла букет голубых гортензий. Не могу прийти к человеку в больницу с пустыми руками.

Хотела поговорить с лечащим врачом, но в простой одежде, с покрасневшим лицом и пыльными волосами меня не узнали, и предложили назначить прием через неделю. Стоило показать документы, все мигом переменилось. Администратор связалась с главврачом и через минуту я уже была в небольшом, со вкусом обставленном кабинете. Он больше напоминал офис. О том, что он принадлежит врачу, напоминали лишь сертификаты и дипломы на стенах.

– Состояние Волкова стабильно тяжелое, – врач посмотрел карту в ноутбуке, но думаю и так прекрасно знал состояние Антона. – Хуже ему не становится, но…

– И лучше тоже, – пробормотала я, опустив голову. – Он реагирует? На родных, на голос, хоть на что-то?

Букет гортензий лежал у меня на коленях.

– Нет, госпожа Кац. Будем надеяться на лучшее, шансы есть всегда.

Почему бы и нет, пока я плачу за палату?

А я вдруг дико, страстно захотела, чтобы Антон вышел из комы и рассказал, что случилось в клубе, о последних минутах мужа. Вот он, совсем рядом: ответ на все вопросы. Лежит за соседней стеной, подключенный к аппаратуре. Его мозг жив, только ни на один вопрос мне не ответят.

– Хотите его увидеть? – а когда я кивнула, врач продолжил. – Идемте за мной.

Я не ошиблась с выбором цветов. Бледно-голубая гортензия подходила к холодной гамме больничного интерьера. Я шла по коридору за главврачом. Он отпер дверь со светонепроницаемым матовым стеклом, и мы попали в затемненный коридор. Всего две палаты и сестринский пост. Коридор охраняли двое амбалов в форме частной охранной фирмы.

– К нам влезли, – пояснил главврач. – Я распорядился усилить охрану. Это палата Волкова.

– Влезли? Ему что-то угрожало?

Врач покачал головой.

– Влезли не к нему, а в соседнюю палату. Три недели назад. Сигнализация почему-то не сработала, медсестра подняла шум. Просто мера предосторожности, госпожа Кац.

Он распахнул дверь, и я оторопела. Когда близко знаешь человека, а потом видишь его беспомощным на больничной койке, это шокирует. Крупный молодой мужчина, но из него словно вынули скелет. Антон лежал под простынкой, как неживой, глаза закрыты повязкой. Изо рта торчала трубка. Грудная клетка поднималась мерно и тяжело. Руки и грудь тоже опутаны проводами.

– Ожоги, черепно-мозговая травма, огнестрельное, – начал перечислять врач. В ушах шумело то ли от насыщенного дня, то ли от жары… Или я не была готова к этому зрелищу.

Антон служил в армии, был не робкого десятка. Сейчас он лишь напоминание о самом себе…