Александр, услышав это, мысленно усмехнулся, вспомнив слова своего сокамерника цыгана:

— Все получишь, за что сел. Не срок получишь, нет! Друг твой простит тебя и заберет заявление, а ты получишь все так же и с точностью до деталей: и детей-сирот, и деньги их. И женщину свою единственную тогда же встретишь. Скоро камень твой уйдет от тебя, — цыган кивнул на карман, намекая на амулет, что лежал в кармане спортивных штанов Алекса. — Само к тебе все придет. И придет это все к тебе уже скоро. Правда, придется тебе через стыдное дело для мужика пройти, но считай, что это будет твоим искуплением грехов.

— Это ж какое дело может быть стыдным для мужика? — хохотнул он тогда, не веря цыгану. — В шлюхи подамся, что ли?

— Ну, можно и так сказать, — сверкнул на него единственным глазом цыган и закончил совсем уж неожиданно:

— Мне не веришь, съезди в Приморский край. Там в деревне Преображенка есть храм, там служит отец Серафим.

— Цыган, а в Бога веришь? — рассмеялся тогда Александр в лицо своему сокамернику.

Цыган на его слова не обиделся, лишь повторил:

— Съезди, он и растолкует, и поможет тебе. Запутался ты, парень, сильно.

Тогда Александр ему не поверил, да и кто бы поверил? Какие дети-сироты, да еще с деньгами? Какое стыдное дело? Какой отец Серафим в каком-то Кукуево, в дальних далях? Да и не собирался он ни с кем за деньги спать!

А поверил он своему сокамернику лишь несколько месяцев спустя, когда цыгана того уже выпустили, а к нему самому вдруг пришел адвокат и объявил, что его друг Павел забрал свое заявление и претензий к нему не имеет.

И ведь Ядвига к нему тоже сама пришла, в первый же его день на свободе пришла. И пришла сама, и предложила то самое стыдное дело, о котором говорил цыган.

— Саш, дети не будут тебе в тягость в материальном плане, они тебя знают, на все праздники ждут тебя. Няню оставишь с ними прежнюю, она с рождения с ними, впрочем, ты и сам знаешь, что Мария им как родная бабушка и даже лучше, если брать в расчет мою мать.

— Яся, успокойся! Если тебе так легче и спокойнее, повторю: не брошу я твоих детей, и няню с ними оставлю прежнюю, и образование дам нормальное, чтоб в жизни не пробивались, как мы с тобой, и на ноги помогу встать. Всё? Успокоилась?

— Спасибо, Саш! — Ядвига смогла улыбнуться уже нормально.

Александр же, увидев, что подруга успокоилась, закончил:

— Только жить я в Европе не буду – говорю тебе об этом сразу.

— И не надо в Европе, Саш, — Ядвига, казалось, только обрадовалась. — Они там со своими толерастами совсем берега попутали. Мы с детьми уже два месяца как вернулись в страну.

— И ты только сейчас говоришь мне об этом, Яся? — Алекс смотрел на подругу укоризненно.

— Прости, Саш, некогда было. Честное слово! Я квартиру покупала, детей в школу устраивала, кружки им подходящие искала да репетиторов, чтоб языки подтянуть. Хотела, чтобы они здесь, в этой стране, в нормальную школу пошли. Замоталась, в общем. Если б не Мария, не знаю, как бы все успела, веришь? — Ядвига взглянула на него виновато, он кивнул, давая понять, что все понимает. — Не хочу я, понимаешь, Саш, чтобы моим детям вдалбливали в мозг сомнения в их половой принадлежности. Они там уроки в школах даже ввели, трансов приглашают их вести и рассказывать детям о том, что полов в природе, оказывается, больше, чем два.

Александр, услышав это, выругался.

— В общем, Саш, когда я услышала от Яны о том, что им картинки разные показывают и читают сказу о бедной принцессе, которую, оказывается, заперли в замке злые родители за то, что она воспринимала себя не девушкой, а мужчиной, и жениться хотела на своей подруге, представляешь, да? — усмехнулась, поймав ошарашенный взгляд мужчины, — то и решила, что пора нам уезжать оттуда.