– Куда-куда… Щас узнаешь…
Жидкой колонной их вывели за пределы утопающего в грязи городка – ноябрьский Афганистан вообще предельно мерзкое место – прямо к ангарам Баграма, где горели прожектора, и суетились люди. Все как и всегда делалось в последний момент – к Грачам подвешивали гроздья ФАБ-250, самых расходных во время этой кампании бомб, армейские заправщики питали самолеты керосином, а один промчался мимо них, едва не задавив и обдав брызгами грязи. Чуть в стороне, где посветлее у какого-то УАЗика-буханки стоял летный состав, прямо на поле получающий последний инструктаж. От всего этого – явно готовилась какая-то операция и готовилась в спешке – стало еще холоднее, еще мерзопакостнее.
– Стой, кто идет! – окликнули от затемненного ангара.
– Своих не узнаешь? – совершенно не по уставу ответил майор, добавив в конце матерное.
– Виноват, тащ майор.
– Открывай, давай.
Майор обернулся к десантникам.
– Помогайте, что встали?
Вместе открыли ворота какого то ангара – темного, освещаемого только рассеянным светом прожекторов с улицы. Майор чем-то щелкнул, потом еще раз.
– Подолян – где свет?
– Капитан Мухортов сказал – дырчик[54] накрылся, нету света, тащ майор!
– Твою мать… Та-ак… Слушай мою команду! Вон в том углу – мешки и парашюты. Все вытащить сюда, на свет – время пошло!
В углу пустого, холодного и темного ангара действительно были сложены мешки – какие-то полегче, а какие-то – в одиночку не утащишь, напитавшиеся водой, каждый – под сотню килограммов весом. Сначала таскали просто волоча по полу, потом после окрика майора начали таскать вдвоем, выкладывая их в две небольшие кучки на входе, где хоть что-то было видно. Мешков было довольно много, и таскать – запалились изрядно.
– Десантник, он и всадник и лошадь одновременно! – отпустил шутку Сашка по кличке хохол, фазан из Винницы.
– Работай, работай – крикнул кто-то из дедов – болтать все мастера!
Картина эта – деды, работающие рука об руку с фазанами и даже сынками для Советской армии была дикой, деды вообще не приспособлены для работы – но в триста сорок пятом полку ВДВ, в одном из немногих устав действительно соблюдался, не на время проверки, и не пока офицеры смотрят – а все время, двадцать четыре часа в сутки. Добился этого командир полка, гвардии подполковник Валерий Востротин очень просто – в один прекрасный день он выстроил полк на плацу, вызвал дедов и начал издеваться над ними, точно так же, как они издевались по ночам над молодыми, начиная от требования родить сигарету за три минуты и заканчивая «сушкой крокодилов». К тому времени Востротин был Героем Советского Союза, офицером на которого равнялись – и публичная экзекуция на плацу для дедов была настоящим шоком. Но свое действие она поимела – над молодыми по ночам больше не издевались, и если предстояла какая-то работа, то работать шли все.
Постепенно вытаскали все, сложили парашюты рядком, как полагается, мешки – в ровную пирамиду. Для чего все это делается – никто толком не понимал.
– Тащ майор! – вдруг крикнул один.
– Что, Сыроваткин?
– Тащ майор, парашют списанный! На нем метка!
– Это хорошо. Два прыжка враз – первый, и он же последний. Отряд – слушать мою команду! Сейчас, б… берете у меня иголки и суровую нитку, и чтобы б… через час каждый мешок был пришит к лямкам парашюта так, чтобы я с трех шагов от настоящего парашютиста не отличил. Кто не успеет – вместо мешка сам прыгать будет!
– Куда идем то, тащ майор?
– Куда надо! Радуйся, что не тебе прыгать!
Привычное, дребезжащее нутро АН-12, старой доброй лошадки воздушно-десантных войск на протяжении уже тридцати лет. Дубак в отсеке, и это еще цветочки – забрались бы повыше, на высоту километров десять, там вообще бы в сосульки и превратились – минус сорок. Нечем дышать – отсек негерметизированный. Но самое страшное не это – самое страшное то что они летят на самолете, а парашютов у них нет ни у одного. Для десантника находиться над зоной боевых действий в десантном самолете и без парашюта – смерти подобно.