– Борис Абрамович, вас ударили по голове? – спросил Воронин, осматривая шефа.
– Оглушили? – суетился рядом Зайцев.
Сосновский помнил страшное лицо органиста, его открытый рот, свои зажатые уши и согласился:
– Второе вернее.
– Это сделал Шуман? Я его догоню! – Воронин не понимал, в чем он ошибся, но хотел исправить оплошность.
Зайцев принес воды для шефа и остановил коллегу:
– Музыкант уже в аэропорту в нейтральной зоне.
– Сумка! Он забыл сумку, – обнаружил Воронин.
– Что там?
– Черная ряса, обувь и ноты, – перебирал удивленный Воронин.
Сосновский глотнул воды, скривился от шума в голове и приказал:
– Сумку забираем. И еще. Его жена Лия. Я слышал… – Он плеснул воду в ладонь, растер по лицу.
Воронин вежливо напомнил шефу:
– Что вы слышали?
– Она звонила из номера маме, спрашивала про отца. Узнай, куда?
В главном холле отеля Воронин задержался, переговорил с администратором, догнал шефа, усевшегося в машину, и доложил:
– Вот номер, куда звонила Лия Шуман. Это в Сочи.
– Разведай адрес и вообще всё о семье Шуманов, – велел Сосновский.
– Сделаю! – ответил Воронин, прикидывая к кому из бывших коллег обратиться.
Борис Абрамович потер влажный лоб и качнул ладонью:
– Гони в больницу. Пусть проверят, что он со мной сотворил.
«Мерседес» рванул поперек улицы и проскочил впритык под стволом танка. Немецкий салонный фильтр оказался беспомощным против сизых клубов русского выхлопа. Борис Абрамович зажал нос.
ОРТ. В дни путча на улицах Москвы под гусеницами БМП погибли три человека, ставшие «Героями Советского Союза». Если бы Сосновского задавил танк, звезду героя следовало бы дать танкисту.
Глава 11. Декабрь 1991. Москва.
Зимняя Москва уже знакома Марку. Путь от гостиницы вдоль главной улицы города наполнен теми же звуками. Вот к остановке подъезжает автобус с заиндевевшими стеклами, устало лязгает дверьми. Мотор гудит натужнее, чем летом, но на морозе звуки чуть мягче и медленнее. Замерзшие пассажиры, толкаясь, лезут в автобус, отогревают пальцы, отсчитывают монеты. У всех унылые раздраженные лица.