Борис Абрамович отшвырнул газету и включил телевизор. Центральные каналы снова транслировали «Лебединое озеро». Прекрасная музыка сидела в печенках, а тонконогая балерина порхала по сцене и выразительно вытягивала шею, словно вопрошала лично его: «Как вы там? У меня в Мюнхене всё прекрасно».

Третьи сутки «Лебединое озеро» чередовалось новостями, где партийные чиновники и престарелые генералы, назвавшие себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению или коротко ГКЧП, сидели за столом перед журналистами и что-то мямлили про сохранение СССР. Комитет объявил о смещении президента страны и ввел в столицу войска. Если первое Сосновского позабавило – полстраны с превеликой радостью отсидели бы за Горбачева на вилле в Крыму, то бронетехника на московских улицах расстроила важные планы.

То, что чиновники всех рангов затаились в ожидании «чья возьмет» – это полбеды. Иностранные дипломаты тоже были ошарашены. Вчера Андреас Хартман отменил органный концерт Воля – вот настоящая проблема.

Подпитка воли для бизнесмена после четырехмесячного перерыва была крайне необходима. В стране революция, прежние правила летят к черту. Жизнь стала похожа на скачки даже не с барьерами, а по карьерам. В прямом и переносном смысле. Чтобы остаться в седле, амбициозному предпринимателю требовался постоянный допинг Вдохновения, помноженный на силу Воли. С их помощью он придумывал смелые проекты, претворял их в жизнь и обогащался.

В кабинет к Сосновскому стремительно вошел Андрей Воронин. Теперь его должность называлась начальник службы безопасности. Бывший офицер КГБ сумел сохранить прежние связи и получал информацию от коллег.

– Борис Абрамович, военные уходят от Белого дома, снимают блокаду, – доложил Воронин.

– Ельцин победил ГКЧП? – оживился БАС.

– Народ помог. У Белого дома митингует огромная толпа. Войска не решились штурмовать.

– Военным отдали приказ на штурм?

– Приказ был, но… – Андрей беспомощно развел руки.

– Не хватило воли! – сделал категоричный вывод Сосновский.

Попадать в подобную ситуацию он не желал. Вскочил из-за стола, обошел Воронина, что-то обдумывая, и спросил:

– Органист по-прежнему в «Интуристе»?

– Мне бы сообщили, если он вышел. Санат Шуман приехал в Москву вместе с женой Лией и сыном Марком. Сидят в номере, улететь не могут, международные рейсы отменены.

– Мы можем проехать к гостинице?

– Прорвемся! – пообещал глава службы безопасности.

Они выехали, беспрепятственно проскочили мост через Москва-реку. Около Кремля и на улице Горького еще оставались танки и бронетехника. Измотанные солдаты готовились к маршу в казармы, курили сигареты без фильтра и косо смотрели на сверкающий «мерседес» с затемненными стеклами, остановившийся у фешенебельного отеля «Интурист».

Вооруженные голодные люди Сосновского нервировали. Люди с оружием должны быть сыты, а голодные безоружны – иначе рванет так, что разнесет страну. Не в этот раз, так в следующий. Он поручил телохранителю Зайцеву остаться с водителем, а с Ворониным поднялся к номеру немецкого музыканта.

Борис Абрамович умел уговаривать и убеждать. Его подход был прост. «Что ты хочешь? Я дам тебе это», – обещал он собеседнику. Не всегда выполнял обещания, но был щедр на новые. Поэтому и сейчас БАС был уверен в успехе переговоров с музыкантом.

Девятилетний Марк первым услышал, что к их номеру подошли двое.

– Побудь снаружи, – распорядился главный.

– Опасно. Я должен быть рядом с вами, – ответил охранник.

– Что может мне сделать семья музыканта?

Марк узнал голос постоянного гостя на выступлениях отца в Москве. Невысокий лысеющий мужчина с мягкой семенящей походкой, согбенной спиной и суетливыми движениями, которые так не вязались с настойчивым и решительным голосом. Сосновский мог показаться заискивающим, пока не начинал говорить.