– Ноты те. Вот только регистры.

– Какие еще регистры?

Опытный музыкант вынужден был признаться:

– Я играю так же, но звучание немного иное, чем на вашей кассете.

– Почему?

– Регистры орга́на, как для художника краски. Они окрашивают звуки. Несколько органистов могут сыграть одну и ту же мелодию, но у каждого она будет звучать по-своему.

– Почему? – повторил вопрос Сосновский.

– Это зависит от регистровки. Исполнитель подбирает на свой вкус нужный регистр звучания, соединяет регистры в миксты и вносит эти записи в ноты. У меня не было оригинала нот.

– А если будет?

Гомберга напугал напор заказчика. Слишком требовательный, лучше не связываться. Он стал искать оправдания:

– Понимаете, всё еще сложнее. В зале меняется температура-влажность, чтобы добиться прежнего звучания необходимо подстраивать язычковые регистры. Это делают редко, поэтому каждое выступление индивидуально. Да и от настроения исполнителя многое зависит. Как в драматическом театре. Та же пьеса, те же актеры, но сегодня чуть лучше, завтра чуть хуже.

– Сегодня хуже, чем вчера, – пробормотал Сосновский и погрузился в раздумье.

Как бывший ученый он прекрасно знал, что неудачный эксперимент еще не приговор. Если цель не достигнута, нужно искать другой путь. Он попробовал ту же пьесу, на том же орга́не, но с другим исполнителем. Значит ошибка в исполнителе. Из этого следует, что немецкий органист владеет каким-то секретом. Недаром он скрывает свое лицо и мгновенно исчезает со сцены. Вот и новый путь к цели!

В голове ученого-бизнесмена стал созревать план, как выйти на немецкого органиста. Борис Абрамович встал и направился к выходу. Гомберг окликнул заказчика:

– Вы обещали заплатить!

– Деньги были, деньги будут, сейчас денег нет, – не оборачиваясь пробурчал Сосновский.

Сосредоточенный на тайном плане Сосновский предъявил немецкому охраннику открытку, полученную от Хартмана, и прошел в Концертный зал. На открытке, как и прежде, был изображен памятник Пушкину. И органный концерт предстоял хоть и особый, но уже привычный для Бориса Абрамовича. Он подозревал, что и Пушкин стал великим поэтом благодаря подобным концертам.

«Вдохновение – это умение приводить себя в рабочее состояние», – говорил поэт. Органный концерт распахивал дверь в состояние возбужденного вдохновения.

Чтобы получить заряд Вдохновения нужно было выполнить два непременных условия: гореть желанием и прослушать концерт от начала до конца. Вожделеть и внимать, как говорила Воланская. Психоделический транс после представления накрывал внимательного слушателя, будил воображение и давал толчок к творчеству.

Сегодня Сосновский нарушил оба условия. Им двигала иная цель. Он настроился перехватить таинственного немецкого музыканта, исчезавшего с последними звуками орга́на. Состояние прострации после концерта не позволило бы это сделать.

Борис Абрамович выбрал место с края амфитеатра поближе к выходу, незаметно вставил беруши и окинул взглядом собравшихся. В зале всё те же лица, однако зрителей стало меньше. Жизнь в стране неуклонно менялась, товарно-денежные отношения вытесняли творчество, люди искусства перестали считаться элитой. Шедевры, рожденные вдохновением, не приносили прежних почестей и наград. Самые пронырливые творцы эмигрировали. Неудачники запили и сломались. Остальные еще цеплялись за атрибуты прошлого, надеялись на новый успех, однако измотанный переходом к капитализму народ охладел к плодам их творчества.