Като решительно отставила поднос с прогоревшей бумагой.

– С меня достаточно. В гадании ничего толком узнать нельзя. Покажут тебе что-то, потом сиди, ломай голову, что это и к чему? Один обман!

– Это смотря как гадать, – не унималась Брюс. – На картах очень точно выходит. А в зеркале даже и расспросить суженого можно. Появляется в зеркале твой Петр, а ты его и так, и эдак, о чем хочешь спрашиваешь, а он ни в чем тебе отказать не может, и будет говорить до утра, если не отпустишь.

Като вздохнула.

– Я его постылую рожу и так каждый день вижу и разговорами его до петухов сыта.

– А вдруг он не твой суженый? – Прасковья Александровна сделала страшные глаза. – Ведь бывает же так: обманет человек судьбу, выйдет не за того, кто ему положен от Бога, а потом всю жизнь мучается. Зеркало ему истинного суженого показывает. Может, тебе на роду африканский принц написан? Эфиоп весь черный. Они, говорят, тоже христиане.

– Говорят, – Екатерина скептически хмыкнула. – Ставь зеркало. Я в это не верю, но для твоего удовольствия посижу с часок, чтоб ты меня трусихой не считала.

Брюс весело загремела тарелками, расставляя на столе два прибора и воздвигая друг напротив друга зеркала, а между ними свечу.

– Про гробы не забудь спросить, – шептала она. – Самое интересное.

– Ох, – вздохнула Като, садясь. Ей все-таки было не по себе.

– Ну, с богом, – графиня перекрестилась.

– Ряженый-суженый, приходи ко мне нынче ужинать, – заученно пролепетала Екатерина и уставилась в зеркало.

Сначала она ничего не увидела. Потом тоже. Горела свеча, озаряя в круглом зеркале точь-в-точь такую же баню, саму Като, веники на стенах, угол лавки, на котором, подвернув под себя ноги, угнездилась Прасковья. Графиня уже начала задремывать, от чего Екатерине стало очень неспокойно. Молодая женщина не могла окликнуть подругу, иначе все гадание пошло бы насмарку. Като взяла нож и нарочито громко постучала им по тарелке. Брюс не пошевелилась.

Императрицей овладела паника. А вдруг сейчас и правда кто-нибудь заявится? Словно в ответ на ее мысли во дворе послышался шум, стукнула дверь в предбаннике, за стеной раздались торопливые шаги. В матовой поверхности зеркала Като увидела, как отскочила створка двери и на пороге появился взмыленный конногвардеец. Екатерина не сразу узнала в нем Потемкина, друга Орловых, посвященного в ее маленький комплот.

– Ваше Величество! – осипшим голосом гаркнул он. – Спешить надо! Государь вас повсюду ищет.

– Как? Зачем? – Женщина обернулась к двери. Гадание было грубо прервано. – Откуда вы узнали, где я?

– Зачем, не знаю, – переводя дыхание, отозвался Гриц. – Ему взбрело в голову звать вас на праздник. Он третий час как пьет. Видать, одному скучно. – Лицо у Потемкина было злое и серое от усталости. Еще бы: целый день в карауле, а потом сюда верхами гнал! – А Вашего Величества в покоях не оказалось. Он велел держать слуг под арестам. На ваши поиски снарядил команду. Меня Шаргородская разыскала и потихоньку сюда отправила.

Екатерина поднялась.

– Вот тебе, Прасковья, и гроб с короной, – бросила она перепуганной Брюс. – Петр хочет поймать меня на месте неведомого преступления, чтоб иметь предлог для развода.

Вместе с Брюс Екатерина поспешила на улицу. Они снова сели в возок.

– Куда прикажите? – Потемкин вскочил на облучок рядом с кучером.

– В Александро-Невскую лавру, – уверенно крикнула Екатерина. – И помни, Прасковья, мы там с самого отъезда из дворца. Благочинный подтвердит, он мне предан.

Брюс только хмыкнула. Ее удивляло, откуда у подруги в минуты опасности берутся такие спокойствие и властность. Ведь она знала: Като страшная трусиха, перед зеркалом у нее тряслись поджилки, а вот, поди ж ты, как держится!