– Кажется, мадам чем-то недовольна, – кивнув в сторону удаляющейся любовнице, проговорил Мишель.

– Женщины всегда чем-нибудь недовольны, – заметил граф де Куси.

– Вы так хорошо знаете женщин. Много их было? – раздался насмешливый голос графини.

– Не много. Но тех, что были, достаточно оказалось, чтобы узнать.

– Ну обиды на женщин быстро проходят, – продолжала Анна. – Одна обидела, другая залечит раны.

– Я один, – пробурчал Арман.

Монфор поднялся, извиняясь и объясняя, что ему нужно на некоторое время отойти. На самом деле он понял, что супругам нужно поговорить наедине.

– Что у вас с деньгами? – спросил граф, как только они остались одни.

Он решил, что дела совсем плохи, раз она добычей камня надумала заняться.

– У меня нет проблем. Я никогда не была нищей.

– Вы всегда были гордой, – бросил он.

Она ничего не сказала в ответ.

Не с ней ли лежали обнявшись на жарких, влажных от пота простынях, когда кожу обдувало летним ветром из приоткрытых ставен? Не ее ли порой подхватывал, на кровать бросал, да мял, словно дикий зверь, в своих объятьях? Не ей ли дарил украшения и драгоценные камни от лучших французских ювелиров и шептал, как любит?.. А сейчас и взглянуть не может на нее толком, боясь наткнуться на холодные, как северные льды, голубые глаза, боясь услышать ее злое «господин граф». Ее надменные гримасы, которые она строит только завидев его… Но неужели нельзя, чтобы было все как прежде? Сейчас, когда столько пережито, когда все открылось, он не видел причин для вражды.

– Что мешает нам быть вместе? – вдруг спросил Арман.

Было очевидно, что Анна опешила.

– Это невозможно, – единственное, что нашлась она сказать, хотя в голове крутились вперемешку ядовитые фразы и грубые ругательства.

– На свете нет ничего невозможного.

– Есть. В том то и дело, что есть.

Для нее невозможным было воссоединиться с мужем и принять его сына от герцогини де Кардона.

– Оказывается, правду говорить иногда страшно, да? – произнесла графиня. – Такую правду. Своей собственной жене. Ведь так, граф? Или вам было меня жаль?

– Я не хотел рушить наши отношения. Но мне было очень неловко говорить неправду.

– А получилось ловко, – покачала головой Анна. – И вообще…

Ее спокойствие отчего-то улетучилось в момент. Она и так слишком долго держала себя в руках.

– Как вы можете предлагать мне все забыть! Вы невыносимы! – воскликнула графиня.

– Вы уверены, что говорите обо мне? – уточнил граф.

Она, конечно же, поняла, что он намекает на то, что все совершенно наоборот.

– Из-за вашей связи с этой женщиной я стала всеобщим посмешищем!

– Напомню, сударыня, что вы первая стали на этот путь, – вдруг тихо сказал граф. – Вы нанесли мне не один удар.

– Что ж, теперь вы вольны жить своей жизнью, без такой помехи, как я.

Арман молчал. Его взгляд был опущен в пол.

– Для нас обоих это плохое окончание, – наконец сказал он. – О чем я очень сожалею.

На улице Монфор таки подошел к Полин.

– Думаете, это возможно, чтобы они примирились? – с сомнением спросил шевалье.

Женщина не могла не заметить, что во взгляде любовника плещется надежда. Надежда на то, что она скажет нет… Но, конечно, она ответила совсем иначе.

– Я считаю, если они разговаривают друг с другом, значит, готовы к примирению. Как говорила Маргарита Валуа: «В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята».

Возвращаясь к столу, Мишель увидел, как графиня поднялась, накинула плащ и стремительно направилась к выходу. Вдруг шевалье поспешил следом, догнал Анну, остановил ее за дверью таверны.