Поженились быстро, сняли комнату в коммуналке, зажили не весело, но дружно. Молодая супруга писала диссертацию, Геннадий ее во всем поддерживал и очень гордился благоверной. Сам он умом не блистал, зато руками неплохо зарабатывал: восстанавливал машины после аварий. Ребенка родили только через три года и под большим давлением со стороны родителей Гены. Для того чтобы молодых мотивировать, квартиру им купили.

В декрете мама маялась. Ей хотелось вернуться на свою кафедру, заняться преподаванием, а также получить еще одно образование. Пеленки и бутылочки со смесями – это не ее. Материнство как будто тоже. Не сказать, что она не любила дочь, любила как могла, сдержанно, чуть отстраненно, и совершенно точно хорошо о ней заботилась. Отец же наоборот: купал в обожании, однако мало чем помогал супруге в уходе за малышкой. А так как дед с бабушкой много работали, чтобы выплатить кредит, что взяли на покупку жилья для детей, то Олю отдали в ясли в год. А в три впервые отвезли на все лето в городок Ольгино, поручив заботу о ней бабушке Анне Никифоровне.

Как же Оле было с ней хорошо! Милая, спокойная женщина, всю жизнь проработавшая в детской поликлинике медсестрой, она умела и развеселить, и успокоить, и увлечь, и накормить. Оля с трех лет и начала себя помнить, потому что столько событий за лето происходило, что эмоций выше крыши. Бабушка Аня ее и кур кормить научила, и сорняки дергать, и веником париться, и щавель собирать, и пироги из него печь. Во всем Оля ей помогала и чувствовала себя взрослой. Это матери не нравилось:

– Ты зачем ребенка в свою копию превращаешь? – сердито выговаривала она матери по приезде в Ольгино в конце августа. – Она ведет себя как деревенская бабушка. Да и выглядит… – Мама срывала с Оли платок, подвязанный под подбородком, стягивала с ее ног калоши. – Хорошо еще, что не окает.

Бабушка возражала, но мягко. Дочь свою она очень любила, но немного ее побаивалась.

– Лучше бы читать Олю учила, – продолжала та. – Четыре года осенью будет, а ребенок половины букв не знает.

– Рано, дочка.

– Я в ее возрасте уже по слогам умела читать.

– То ты… Вундеркинд. А Олька – обычное дите. Ей в книжках только картинки интересны.

– Тогда пусть рисованием занимается, а не за курами ходит. Деревенские навыки ей ни к чему. – Это мама на будущее говорила, чтобы на следующее лето бабушка знала, чем внучку занимать.

И та старалась ее развивать, но Оле больше хотелось наслаждаться прелестями деревенской жизни. Огород, речка, лес, куда они с бабушкой по грибы ходили, болота, где она с ребятней с улицы ловила головастиков, старое кладбище, по которому с ними же бродила в поисках древних могил, – вот что увлекательно. Настоящие приключения, а не те, что описаны в книгах! В современную часть Ольгино девочка тоже не рвалась, она была похожа на микрорайон, в котором жила ее семья. Только в Москве дома выше, дороги шире, машин больше, люди друг с другом на улице не здороваются и ходят гораздо быстрее. И все же Оля в то лето научилась читать и изрисовала весь альбом, чтобы избавить бабушку от нравоучений собственной дочери.

Еще два лета, а с ними и года, миновало. Оля стала готовиться к школе. Мама не хотела отпускать ее из-за этого в Ольгино, но пришлось: в Москве за ней присматривать было некому, все работали, а в загородный лагерь девочка наотрез отказалась ехать. Сказала:

– Отправите – сбегу! – И упрямо поджала губы.

Мать поверила в серьезность ее намерений и сдалась:

– Ладно, отвезу я тебя в Ольгино, но с условием: все книги, что я тебе дам с собой, ты обязана будешь прочитать.