На похороны Адама приехала его бабушка, Олина мать. Она была искренне расстроена и озабочена состоянием своего чада. Проявляла чудеса участия и терпения. На погребении плакала. На поминках пила, как портовый грузчик. Следующим утром умирала с похмелья, не выходила из комнаты, ни с кем не общалась. Потом оказалось, ждала…

Ждала, когда дочь выйдет из анабиоза.

– Мы потеряли Адама, – журчал Костя, гипнотизируя Олю своим спокойным голосом. – Его никто не заменит, но… Мы родим другого ребеночка. Сына тебе и мне, брата Еве. Мы станем семьей несмотря ни на что.

– Не станем, – саму себя удивила Оля.

– Несчастье должно нас сблизить, а не разлучить!

– Должно, да не обязано, – припомнила детское изречение она. – Я не смогу быть с вами после того, как потеряла сына.

– Ты все же винишь в его гибели Еву?

– Нет. Но я не смогу простить ей того, что она жива, а Адам мертв. В глубине души, понимаешь? Значит, нам вместе не быть. Прощай, Костя.

– Ты гонишь меня? – Он взял всю организацию похорон на себя и тоже страдал, плакал, изводил себя, а теперь нуждался в поддержке.

– Да. Уходи.

– Не надо так со мной…

– Прочь! – закричала Оля, и ее мать тут же вынырнула из похмельной дремы.

Когда она выбежала из спальни, дочь ее корчилась на полу.

– Он тебя ударил? – выпалила она.

Оля замотала головой. Это сознание выбралось из потока, чтобы потянуть за собой эмоции и кинуть их на айсберг!

Костя пытался помириться. Он вел себя безупречно, проявлял истинную любовь и понимание. Но Оля при виде его впадала в какой-то транс. Она молча выслушивала его, разворачивалась и уходила. Мать оберегала дочь до тех пор, пока Костя не перестал ей докучать. После этого она засобиралась на Урал. С момента похорон прошло чуть больше месяца.

– Поехали со мной, – предложила она. – Сменишь обстановку, отвлечешься.

– Не хочу.

– У нас такие места красивые есть, я покажу их тебе. – Она мотнула головой. – Или к отцу слетай, ты его столько лет не видела.

– У меня нет загранпаспорта.

– Его сделать не проблема. Сейчас никакой волокиты, все через «Госуслуги», – продолжала настаивать мать. – Отец будет рад тебе, я уверена. Делай паспорт, потом я куплю тебе билеты.

– Не полечу я во Вьетнам.

– А в Дагестан? Полазить по горам? В Сочи, поплескаться в море? Оно холодное сейчас, но ножки помочить тоже здорово… – Видя, что Оля никак не реагирует, мама сдалась: – То есть планируешь всю оставшуюся жизнь дома просидеть?

– Нет, выйду на работу. Устроюсь в парикмахерскую при «Детском мире» и вернусь в дом престарелых.

– Я не об этом.

– Оставь уже меня в покое. Ты свой материнский долг выполнила, поддержала в трудную минуту.

– Хорошо, я оставлю, – поджала губы мать. Ей было обидно слышать эти слова от дочери. В кои веки она повела себя как примерный родитель, но этого не оценили. – Сегодня же улечу домой. Но через полтора месяца приеду. У меня командировка запланирована, остановлюсь не в гостинице, а в собственном доме. Не против, надеюсь?

После ее отъезда Оля, как и говорила, вышла на работу. Думала, что найдет в ней спасение, но нет. Оказалось, работать с людьми, находясь в состоянии депрессии, крайне тяжело. Тем более с детьми и стариками. Они все чувствуют и начинают нервничать. Раньше Оля могла их успокаивать, отвлекать, заинтересовывать, а через прикосновения делиться своим душевным покоем. Но то раньше…

– Я знаю, куда хочу отправиться, – сказала Оля матери через полтора месяца, когда та приехала в Москву по работе.

– Очень интересно.

– В Крым, к бабушке и Алене.

– Не лучшее решение.

– Почему же? Крым – дивное место, бабушка уже старенькая, нуждается в уходе, а у Алены наверняка есть дети, и я могла бы помогать ей с ними. – Оля дивилась самой себе: почему она раньше не подумала о них? – У тебя есть адрес или хотя бы телефон? Не верю я в то, что ты совсем не общалась со своей матерью. Хотя бы иногда звонила, так ведь?