За чувством оглушенной растерянности приходит злость. Мы с сыном пролежали в больнице, потом нас буквально похитил его отец! А теперь еще эта пытается меня лишить хрупкого равновесия. Ну уж нет! Если ради сына я и готова потерпеть какие-то унижения, то это уже совсем из ряда вон.

Собрав вещи, закрываю окно. Я открывала его на проветривание, чтобы выветрить неприятный запах пропавших продуктов, появившийся в наше с Максом отсутствие. Специально убеждаюсь, что все остальные окна закрыты. Распахиваю дверцу под раковиной, куда в мусорное ведро вывалила остатки протухших блюд. Развязываю мусорный пакет и едва сдерживаю подступившую тошноту. Потому что запах и правда отвратительный.

Забираю сумку и пакеты, бросаю на тумбочку в коридоре связку ключей и выхожу, даже не закрыв за собой дверь. Если ко мне по-скотски относиться, то и я буду относиться как к скоту. Ну сколько можно уже меня за человека не считать?

Эх, если бы я еще могла так с Юдиным…

Поставить бы его на место! Указать, что он не лучше меня! Просто ему повезло родиться в семье с деньгами. А мне не повезло. Совсем. Поэтому я и сбежала из своей семьи в шестнадцать, чтобы тяжелым трудом зарабатывать себе на жизнь.

Захожу на территорию детского дома, и сердце, как и каждый раз, обрывается, когда я слышу детский плач. Ни разу не видела, чтобы детей здесь обижали, но они обижены жизнью, и этого достаточно.

Я познакомилась с Верой Романовной, когда искала работу и хотела устроиться в детдом уборщицей. Мне нравилась идея, что я смогу оставлять Максика в ясельной группе, а сама - работать. Но когда я посмотрела в глаза этих детей… Глаза, наполненные ожиданием, страхом, болью… Такие маленькие, но познавшие уже столько горя… Нет, я не смогла. Поняла, что если и буду тут мыть полы, то только своими слезами. Так что от работы я отказалась, но притащила кучу вещей, которые изначально хотела продать, но отдала безвозмездно этим детям.

- Тонечка, - Вера Романовна встречает меня у бокового входа. Ставит на ступеньки ведро, из которого выплеснула воду на улицу, и упирает руки в бока. - Опять принесла?

- Да, вот. - Ставлю перед ней два пакета с вещами и почти всеми игрушками Максима.

- Ты там сына не обделяешь? - хмыкает нянечка.

- Нет, у него все есть, - улыбаюсь невесело.

- Что-то ты поникла, моя дорогая. Все хорошо? Где Максим?

- Он в доме своего отца, - отвечаю слегка севшим голосом.

- О, объявился таки, - недовольно произносит Вера Романовна, слегка скривившись. Спускается по ступенькам и достает сигареты из кармана серого халата. Прикурив, устраивается на высоком выступе. - И что хочет?

- Он нас к себе забрал жить.

- Благодетель, - качает она головой. - Жениться хоть предложил?

- Нет. Он… Максима забрал, а я… ну, как няня.

- Чего? - медленно переспрашивает она, тараща на меня глаза. И вроде поступок нехороший не мой, а все равно стыдно почему-то мне.

- Ну, в общем, тут вещи, - тараторю, кивая на пакет.

Этот разговор мне крайне неприятен, как и сама ситуация. И я прекрасно понимаю, как все это выглядит со стороны. Мне не надо, чтобы Вера Романовна озвучивала свои мысли. В моей голове крутятся подобные, но я стараюсь не обращать на них внимания, потому что осознавать, что Юдин пригласил меня в свой дом только из-за Максима, неприятно.

- Ой, Тоня, - вздыхает Вера Романовна и делает затяжку. - Смотри в оба. Ты до сих пор сохнешь по нему. Неужели не видишь, что он этого не стоит?

- Я побегу, - игнорирую ее слова и проглатываю слезы. - Там Максим меня ждет.

- Ну беги, - произносит она и склоняет голову набок.