— Чушь, — отрезала мама, — наши с отцом проблемы не должны затрагивать твои чувства. Завтра же аннулируем брак, и дело с концом. Если переживаешь из-за денег, то зря. Отец о тебе позаботился заранее. Квартиру твою не тронут, не имеют права. И твой счет в банке тоже останется, его не заблокируют.

— А вы? — не унималась Соня.

— А мы уж как-то разберемся, не маленькие дети.

— А если отцу станет хуже?

— Сплюнь! — прикрикнула родительница, но Соня продолжила говорить:

— Просто представь, что ему станет снова плохо, когда приставы придут опечатывать дом и замораживать счета. Как мы будем его лечить, за какие деньги? — видя, что мама собирается вставить слова, спешно добавила: — И не надо мне говорить про государственную больницу и бесплатную медицину. Мам, понимаешь, ситуация немного сложнее, чем кажется.

Бессонова умолкла, чтобы перевести дыхание и подумать. Рассказывать про дочь Охотина или нет? Ну у нее нет выбора, придется объясниться. А вот отцу и больше половины лучше не знать.

— У Ярослава есть дочь.

— Дочь? — родительница удивилась. — Сколько ей лет? Где ее мама?

— Пять. Не знаю, где ее мама, но малышка почему-то убеждена, что ее мать – я. Может, я похожа на нее, кто знает.

— Я правильно понимаю: Ярослав хочет, чтобы ты заменила малышке маму? — в ее словах было осуждение. — Если так, то я категорически против!

— Зато Охотин практически сразу решит вопрос с кредитами отца. И я уверена, наш бизнес больше не тронут. И всего-то на пять лет, потом я буду свободна. Правда!

— Не пытайся меня уговорить, дорогая, — мама раскусила ее задумку. — Ты хоть понимаешь, что дети – это не игрушки? Не всего пять лет, а целых пять лет! Это долгий срок, и непонятно, как малышка потом отреагирует на твое исчезновение. Нельзя дать ребенку надежду, а потом предать ее. Самый ужасный поступок, который только можно совершить.

Что-то похожее ей уже говорила Маруська, но ведь не Соня затеяла странную игру!

— Но Злата меня уже видела и… Блин. Если честно, то я не знаю, как себя вести с ребенком. Как полюбить девочку, чтобы быть ей матерью.

— Милая моя, этого нужно хотеть всем сердцем, и никакой договор тебе не поможет. Ярослав может хоть сотни тысяч пообещать тебе, но, в лучшем случае, ты станешь для ребенка няней.

Из нее даже нянька никудышная, если вспомнить то, что произошло в обед. Но что же делать, неужели мама права и Соне придется отказаться от условия Охотина? А устроит ли его такой ответ? Он ведь сам сказал: костьми ляжет, но Соня все равно будет матерью Златы.

— Конечно, я не могу тебя заставить, — мама вдруг смягчилась, — ты имеешь право сама принимать решения. Просто не хочу, чтобы ты потом страдала из-за одной ошибки.

— Только не говори отцу о причине моей свадьбы.

Соня не хотела уходить, но ей пришлось, время поджимало. Пока ехала, прикидывала, что скажет Охотину. Как оправдает свой глупый поступок. Не было ни единой умной мысли. Как ни крути, она виновата.

Приехав, Соня замешкалась перед калиткой, помахала рукой в камеру. Она долго ждала, и, наконец, ей открыли. Бессонова уже собралась зайти, но охранник не пропустил. Отдал ей чемодан и два рюкзака. Ничего больше не говоря, закрыл дверь калитки прямо перед носом. Какого черта?

— Эй! — она ударила несколько раз кулаком по калитке. — Открой немедленно, это не смешно!

— Будешь шуметь – вызову полицию, — прокричал охранник, он явно караулил неподалеку.

— Какая полиция? — недоумевала Соня. — Я жена Охотина и имею право…

Калитка резко открылась, и Бессоновой пришлось проглотить слова. Охотник рывком затянул ее на территорию дома, но чемодан остался снаружи. Прикрыл дверь. Она сконфузилась, вжала голову в плечи. По одному только виду мужчины можно было понять, насколько он взбешен. Лицо красное, вены на шее вздуты, а в глазах – чистейшая ярость, сметающая все на своем пути. Соня тяжело сглотнула, она вдруг забыла, как говорить и дышать. Ощутила себя букашкой перед слоном – раздавит и не заметит.