— Я не знаю, что мне делать, — вымученно произнесла Соня, так ничего и не решив. — Конечно, есть много плюсов, но минусы значительно перевешивают.
— Впервые я в ступоре и не знаю, чем тебе помочь, — даже Маруська была сбита с толку. — Знать бы точно, чем пригрозили Славе. Настолько же у него безвыходное положение или нет. Вы бы могли объединить силы и бороться. Если, конечно, ты его простила после предательства. Я бы на твоем месте не скучала о нем, а, наоборот, злилась бы!
Соня злилась, но не настолько, чтобы разлюбить и забыть по щелчку пальцев.
— Пока я не выясню истинную причину, я не могу на него злиться. Хоть Охотин и сказал, что Слава продал меня за миллион, но слабо верится, что деньги стали стимулом бросить любимую девушку.
— Рублей? — с сарказмом уточнила Маруся.
— Рублей, конечно!
Миллион долларов – это что-то запредельное по ее мнению. Охотник хоть и отчаялся, но не до такой же степени!
— Если действительно лимон в рублях, тогда да, его запугали. Хотя… — Маруся не договорила и этим посеяла зерно неуверенности у Бессоновой. — Забудь. Гадать можно бесконечно, нам надо выяснить правду. Когда нужно дать ответ?
— Завтра вечером, — обреченно произнесла Соня.
— Блин, ладно. Не кисни, я что-то придумаю, все равно делать нечего. Не так я планировала провести сегодняшний вечер, — проворчала подруга.
Ну, да. Свадьба провалилась, и, как следствие, полетели все их планы.
— Позвоню сейчас Славе, может, все и решится.
— Ладно, отпишись потом.
Сбросив вызов, Соня набрала номер, сначала воодушевилась, услышав гудки, но когда они стали быстрые и частые, все поняла. Отменила звонок.
Открыв телеграмм, написала Славе сообщение. Она видела, что он в сети, но или и тут добавил в черный список, либо специально игнорит. Это все уже наталкивало на мысли, но Бессонова гнала их прочь, слишком рано делать выводы.
«Я у него в ЧС на телефоне и в телеге», — написала она Маруське и увидела через несколько мгновений:
«Ладно, я тоже не пальцем деланная. Найду, не переживай. Вытрясу из него правду любым способом».
***
Кроме экономки с ужином, к Соне больше так никто и не зашел. Она уже переоделась ко сну – надела свой привычный черный шелковый пеньюар, халатик от него повесила на перила кровати около головы. Вдруг что – сможет дотянуться рукой и быстро надеть. К сожалению, на двери не было замка. Если захочет, любой может зайти, даже ребенок.
Бессонова долго лежала без сна, все время оглядывалась на дверь в комнату и прислушивалась, не идет ли кто-то. Она успела себя накрутить настолько, что когда дождь застучал по карнизу окна, Соня нервно дернулась и подскочила на кровати.
— Даже небеса рыдают, — прошептала она в тишину и повалилась обратно.
Как ни странно, под монотонные звуки дождя быстро уснула.
Бессонова проснулась резко и, подскочив на кровати, прислушалась. За окном прогремел раскатистый гром, крик из соседней комнаты стал громче, а плачь – надрывным. Настолько отчаянный плач, что аж душу рвал на части.
Соня вскочила с кровати машинально, спросонья она плохо соображала, но все ее инстинкты так и вопили: нужно помочь. Даже не задумываясь, кому и зачем, забежала в соседнюю комнату и, не включая свет, подбежала к кровати. Уселась и прижала всхлипывающую малышку к себе. Гром повторился, девочка затряслась в рыданиях, обняла Соню настолько крепко, как только смогла. Зажала в кулачках ткань пеньюара и зашептала, пряча личико на груди Бессоновой:
— Мамочка, мне страшно.
И сразу как обухом по голове. Злата… Соня застыла в немом ужасе, все ее мышцы одеревенели в одно мгновение. Первым порывом было отстраниться и уйти, но она не смогла даже сдвинуться с места. Злата вжималась так отчаянно, будто мечтала раствориться в Соне. Она все еще всхлипывала и тряслась, как только слышала очередной звук грома.