До десяти лет я состояла на учете в генетическом центре, наблюдалась и «лечилась». Но ничего не вышло, и мне дали степень инвалидности, которую я пожелала им мысленно засунуть в задницу. Вслух смогла только в двадцать, когда мне предложили место на первом курсе юридической академии без экзаменов. Какой тогда был скандал! Дочь-оторва профессора Линдона вместо благодарности послала приемную комиссию на несколько букв, приличных только раздельно. Но скандал замяли, а мне позволили сдать вступительные экзамены.

Я смотрела на светлеющую полоску неба над крышами зданий промзоны и усмехалась. Теперь та жизнь казалась мне райской…

— Думаю, вы поняли неправильно, — хрипло выдавила я. — А я буду подавать в суд на прокурора Харта за изнасилование. Поэтому мы едем в больницу Ривери.

— Я отвезу вас домой — это просьба вашего отца. А оттуда поедете куда пожелаете, — сурово отозвался он. — Но мой вам совет…

— Мне не нужны советы.

Я складывала в голове факты. Наша совместимость — большой вопрос. На моей стороне неумолимая статистика — такой, как Харт, не может иметь избранницей такую, как я.

Обычно подобное происходит между «чистокровками», как я называла их — оборотень встречает пару, летят искры, и все разбегаются с его пути. И тогда его право законодательно превыше всего. Почему? Потому что у обоих нет вопросов — они действительно совпадают так, как только можно мечтать.

Просто природа делает все за них — притягивает магнитами, и разлепить уже невозможно.

Чем чище кровь, тем вероятней, что это случится. В высших кругах даже устраивают специальные приемы, на которые приглашаются молодые граждане Клоувенса с восемнадцати лет в надежде, что парни и девушки встретят свои пары. Моя сестра так и стала парой сына судьи.

Со мной же не могло произойти такого совпадения. А значит я могу давить на измотанное состояние Харта, мое униженное в момент произошедшего положение и превышение полномочий прокурором…

Мне хотелось ударить сволочь больнее за то, что он со мной сделал. За то, что стал первым вот так — в грязной вонючей допросной, мордой в обшарпанную стенку…

— Донна, приехали.

Оказалось, мы уже остановились на площадке перед домом. В гостиной горел свет, в столовой — тоже. Стоило хлопнуть дверцей машины, на крыльцо быстрым шагом вышла мама и замерла, кутаясь в халат. Тяжелее всего будет с ней. Потому что она единственная, кто всегда на моей стороне. Но сегодня ей на мою сторону нельзя.

Я шагнула на ступеньку, и мама спустилась навстречу. Не обняла — это сейчас обозначило бы ее слабость, а она знала, что нужна мне сильной.

— Я с тобой, — заглянула в глаза.

Я всмотрелась в ее — красные. Значит, уже всплакнула, чтобы никто не видел. И мне тоже невыносимо захотелось. Но я не могла повесить на нее неподъемное.

— Спасибо, — просипела и еле проглотила ком в горле. — Все под контролем.

— Ну под каким контролем?! — воскликнула она и прижала меня к себе, лишая стройных выводов и их призрачной опоры.

Стоило всех усилий, чтобы не сорваться в истерику прямо в ее руках. Но я устояла. В основном, благодаря плану мести. И пониманию, что меня от него будут отговаривать всеми силами.

— …Пойдем.

В гостиной было уютно, пахло кофе и выпечкой. Все неправильно. Не было в моем мире больше всего этого. Была боль. И я уперлась на входе:

— Мне нужно в душ.

— Мне побыть с тобой? — участливо заглянула в лицо мама.

Я только мотнула головой:

— Скоро спущусь.

3. 2

И снова для себя было не время. Если развезет сейчас — они все поймут. Нет, не о них я думала. А о себе. Мне нужно было остаться самостоятельной при любых условиях! Я ни за что не посыплю голову пеплом и не сдамся на милость этого зверя! Каким бы идеальным вариантом это всем ни казалось.