- А, явилась, - язвительно встречает меня, распахивая дверь.
Я толкаю ее и гремлю щеколдой, затем поворачиваю несколько раз ключ, не вытаскивая из замочной скважины. Так, для надежности.
- Ну-ка, - вдруг лезет ко мне Вера с обнимашками, но затем до меня доходит, она просто шарится по моим карманам.
С победным возгласом вытаскивает ту злосчастную пятитысячную купюру и гогочет.
- Пять тыщ? Серьезно, Эль? Ты стоишь так мало?
Мне омерзительно находиться с ней рядом, вонь с похмелья ужасает, так что я даже не отвечаю ей. Прохожу в свою комнату и заваливаюсь на кровать.
- Че молчишь, мисс чопорность? Растрясла булками перед Галаевым? Арина мне все рассказала, как ты из трусов перед ним выпрыгивала. Хотела крупную рыбу поймать да не вышло?
Я зарываюсь носом в подушку и накрываюсь с головой одеялом. По щекам текут слезы, постель уже немного влажная. Прикусываю практически до крови губу и жду, когда сестра, которую я считала своей единственной опорой, уйдет из дома. На учебу, экзамен, куда угодно, лишь бы не слышать ее глумливый голос. У меня напрочь отшибло память, но мозги еще на месте, и сложить два плюс два и понять, что я лишилась девственности с этим зверем, не сложно. Особенно, когда между ног основательно саднит, будто мне загоняли внутрь бутылку.
- Боже, - встаю, когда слышу хлопок входной двери.
На полусогнутых ногах доходу до ванной, раздеваюсь и встаю под струи воды. На внутренней стороне бедер засохшие пятна крови, так что, не глядя, мылю себя там. Боюсь потерять сознание от омерзения.
Оглушающий звонок телефона бьет по нервам.
- Алло, - не могу не взять, директор танцевальной студии, где я преподаю танцы детям, не звонит по пустякам.
- Эльвира Денисовна, доброе утро, - голос женщины слегка виноватый, будто ей стыдно.
- Анна Николаевна, здравствуйте, - стараюсь говорить бодрым голосом, - я немного приболела, попрошу Виолетту взять на сегодня мою группу новичков.
- Ох, Эля, я совсем по другому поводу, - печальный тон, - тут такое дело, мама одной из девочек утверждает, что видела тебя выступающей в стриптиз…эм…клубе…право слово, мне неловко это даже произносить. Но женщина – жена одного влиятельного депутата, мы не можем оставить ее слова без внимания, да и среди других клиентов уже поползли слухи. Так что я не могу не спросить, ты не переживай, если это поклёп, то мы защитим тебя и…
Мои щеки краснеют от стыда, и я жмурюсь, а потом нахожу в себе силы признаться.
- Не нужно, Анна Николаевна, я сегодня же заявление на увольнение напишу, приду после обеда, - слышу в трубке только ее размеренное и глубокое дыхание, не в пример собственному.
Нет сил признаться, что мама девочки права, и видела точно меня. И не возникает у меня мысли, каким образом меня могли узнать, настолько я опустошена, что эта новость никак не трогает.
- Хорошо, - покладисто соглашается директриса.
И от горечи, разлившейся в груди, мне хочется свернуться клубочком и плакать, выплескивая всю боль от вселенской несправедливости. И стоило быть хорошей приличной девочкой, чтобы в одночасье все потерять? И репутацию, и работу, и честь?
***
Семь месяцев спустя
- Пакет желаете? – говорю новому покупателю и, дождавшись молчаливого кивка, пробиваю штрих-код.
- Женщина, а быстрее можно? – кричит кто-то из очереди.
Сначала я не понимаю, что «женщина» это обращение ко мне, а затем стыдливо опускаю голову, но, превозмогая дрожь, продолжаю пробивать продукты.
К концу смены немного ломит спина, но я быстро сдаю кассу и спешу домой. Прилечь. Последние несколько месяцев я живу на окраине города, снимаю комнатушку у пожилой старушки и, как могу, коплю деньги к рождению моего малыша.