Не то что не хочу… Не могу. Слишком больно.
– Ну, – вздыхает мама, – по молодости всякое бывает, Птичка.
– По молодости? – горько усмехаюсь я. – Он и сейчас молодой, мам. Молодой, красивый и популярный. Видела, какой образ жизни ведет? Зачем ему дети? – озвучиваю то, что так или иначе вертится в мыслях. – Нет, если бы я увидела со стороны Тихомирова хоть какой-то интерес к Мише, может, и сказала бы… Но Тимур смотрит на него, как на какую-то проблему! Каждый его взгляд на моего малыша причиняет мне невыносимую боль. Скажи я ему, скажи Мише – что изменится? Ничего! Даже если Тихомиров и признает сына официально, отношение от этого не поменяется. А я не допущу, чтобы Миша когда-либо чувствовал себя отвергнутым и нелюбимым. Лучше уж так… – судорожно перевожу дыхание и смахиваю скатившуюся по щеке слезинку. – Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я лечу в Америку работать?! Ничего личного. Просто выгодное предложение.
– Как знаешь, – произносит, не скрывая разочарования. – Я вмешиваться не стану, но считаю, что ты поступаешь неправильно.
– Неправильно? – от возмущения повышаю голос.
– Твой разум затмили эмоции.
– Не говори ерунды! Они туда не поступают.
Мама против моего биолога включает философа.
– Пройдет время, и ты поймешь, что скрывать от отца ребенка глупо, подло и недальновидно.
У меня от возмущения и обиды аж дух перехватывает.
– Подло? – повторяю сердито. – Если кто из нас и поступил подло, то только Тихомиров.
– Бред, – уверенно отбивает мама. – О ребенке он не знал, а то, что уехал тогда… Ссорятся, говорят друг другу гадости и даже расстаются на годы многие, моя дорогая! Это не делает человека подлым. Он же тебя не насиловал? Нет. А как бы принял твою беременность, мы не знаем. Потому что ты что? – окончательно меня растаптывает своей логикой. – Ты ему не сказала!
– Спасибо, мама! Я всегда знала, что ты умеешь поддержать!
– Дурочка ты, Полина, – журит снисходительно. – Я тебе добра желаю и пытаюсь донести очевидные вещи, а ты сразу все в штыки принимаешь. Лучше подумай, чем руководствуешься: желанием защитить сына или своей личной женской обидой? Мне не нужно говорить. Себе ответь.
– А мне не нужно думать! Я и так знаю.
– Конечно!
– Конечно!
– Почему вы ругаетесь? – тихий голос Миши заставляет нас обеих обернуться к двери. – У бабушки опять давление?
Переключаюсь, как всегда, быстро. На ходу выдыхаю скопленные эмоции и приседаю перед малышом на колени.
– Мы не ругаемся, медвежонок, – ласково глажу его по плечикам. – Просто громко обсуждаем один важный вопрос. Так бывает, когда мнения двух людей расходятся.
Миша моргает.
– Я голодный.
– Супер! Что бы ты хотел съесть?
– А что у нас есть?
– Ну… Если по-быстрому, можно сделать омлет. Как тебе такая идея?
– Бомба, – одобряет сын.
Мама снова усаживает за ноутбук и все время, что я готовлю, практически безостановочно тарабанит по клавишам. Я постепенно успокаиваюсь и даже расслабляюсь, вернувшись, наконец, к рациональному мышлению. Телефон молчит, значит, Тимур не видел документы. Не думаю, что они могут его заинтересовать, чтобы разглядывать даты и прочее. Если он присылал какого-то помощника, скорее всего, тот и занимается визами.
Покормив Мишу, принимаюсь за уборку. Между делом болтаю с ним и обещаю почитать перед сном все, что он выберет. Как вдруг наш разговор прерывает звонок. Вздрагиваю, перевожу взгляд на экран смартфона и застываю.
Сердце тотчас теряет естественный ритм и бросается исполнять по груди какие-то непонятные трюки.
– Почему ты не отвечаешь, мамочка? – сын прикладывает к разрывающемуся телефону пальчик и слегка толкает его по столешнице ближе ко мне.