Мама, конечно же, забывает о моей просьбе. На звонки не отвечает. Наверное, снова в наушниках строчит свои книжки. Несусь от остановки со всех ног, но все равно опаздываю и застаю душераздирающую картину. Миша тихонько сидит в уголке. Не плачет, конечно. Но глаза полны слез. Смотрю на него, и самой охота разрыдаться. Говорят, мамы-одиночки слишком опекают своих детей. Наверное, так и есть. В любой ситуации мне за него так обидно – душа рвется. Казалось бы, что такого… Но именно в такие минуты накрывает. Он подбегает ко мне, заскакивает на руки, крепко обнимает, а я едва сдерживаю слезы. Пока одеваю, даже говорить не могу, чтобы не разрыдаться. Потом несу его в темноте между дворами, он тараторит, рассказывая все, что случилось за день, а я плачу. Беззвучно, но так горько.

– Мам, мамочка, почему ты молчишь? Мам?

– Тебя слушаю, медвежонок, – с трудом сглатываю, и голос дрожит. – Я внимательно тебя слушаю.

– Тебе смешно?

– Конечно! Мне очень смешно!

Миша на мгновение замолкает, пока я прикладываю таблетку к двери, чтобы войти в подъезд. А потом вдруг в лифте выдает:

– За Максом пришел папа… И за Славкой пришел папа… И за Бодей – папа… Тебя долго не было… Если бы у нас был папа, он бы меня забрал…

Эти рассуждения меня добивают. Утыкаюсь лицом в капюшон Мишиной курточки, чтобы скрыть слезы. При свете раскисать нельзя. Несколько вдохов, и улыбаюсь ему.

– Прости, медвежонок. Обещаю, что больше такого не повторится. В Америке мы сможем быть целый день вместе.

– Правда? – удивляется сын. – А тебя не будут ругать?

– Нет. Мой новый босс не против, чтобы я брала тебя с собой на кухню. Только будут правила, окей?

– Не трогать ножи и не нажимать кнопки?

– Да! Ты молодец! На месте мы еще разберемся, что и как… – говорю немного запыханно, пока открываю дверь ключом. – Но ты же у меня чемпион по запоминанию, правда?

– Да! Я – чемпион!

Едва мы входим в квартиру, из кухни выбегает мама.

– Ой, Мииииша! – хватается за голову. – Я о нем забыла!

– Я так и поняла, – вздыхаю и, опустившись на колени, принимаюсь раздевать ребенка. – Просила ведь держать телефон на видном месте.

– Так это… Он вроде рядом был… – оправдывается неловко. – А ты звонила?

Святая наивность.

– Звонила, – немного обижаюсь, хоть и понимаю, что помогать мне с сыном она не обязана. – А если бы я не успела?

– Ну, извини, Птичка, – искренне расстраивается мама.

Подхватив Мишку на руки, расцеловывает его в обе щеки.

– Не называй меня так.

– Ну, что ты начинаешь, – миролюбиво затягивает. – Красиво ведь. Правда, медвежонок?

– Птичка, – повторяет Миша и смеется. – Птичка.

– Ну вот, что ты делаешь? – вздыхаю я. – Не слушай бабушку, малыш.

Только ему, видимо, пришлось по душе это прозвище.

– Птичка...

Маму мой укоризненный взгляд не особо трогает. Пританцовывает с Мишей на руках. Потом, видимо, решает по-своему смягчить ситуацию и выдает вдруг:

– Там это… Тихомиров какого-то парня прислал, попросил ваши документы для консульства. Я отдала.

Внутри меня все обмирает.

– Что ты сделала?

– Да что опять не так? Он позвонил, попросил…

– Вот лучше бы ты его звонки не услышала!

– Не кричи на меня!

– Я не кричу, – все еще на повышенных тонах звучу. Только поймав Мишин взгляд, выдыхаю тише: – Не кричу.

– Тогда чего ты так распсиховалась?

– Да потому что… – объяснить ей не могу.

Внутри все разбивает паника. Что делать теперь? Если Тихомиров увидит Мишину дату рождения, он ведь все поймет…

6. 6

Птичка

– Можешь объяснить, что за нервы на тебя напали? – допытывается мама, когда Миша убегает смотреть мультики. – Доня? У тебя прям руки трясутся.