Аверин все предусмотрел.

Судорожно выдыхаю, обессиленно опускаюсь в кресло.

Ладно. Может быть получится договориться. Что-то сказать ему, как-то объяснить.

Прокручиваю в голове разные варианты. Тем лишь сильнее себя изматываю. Постоянно смотрю на время.

Уже слишком поздно.

Ночь.

Но так он и сказал сразу: приехать ночью.

Когда позади слышится звук открываемой двери, резко поднимаюсь и оборачиваюсь.

Тяжелые шаги все ближе и ближе.

В проеме показывается Аверин. Отбрасывает пальто куда-то в сторону. Смотрит на меня. Жестко, пристально.

Нет. Мы не договоримся.

А дальше понимаю это особенно четко. Когда он ослабляет галстук, стягивает через голову, бросаю вслед за пальто. Туда же отправляется и пиджак.

Аверин проходит мимо меня. Усаживается в кресло. Вальяжно разваливается, небрежно выдает:

— Долго так стоять будешь?

— Нет, мне домой пора, — говорю, с трудом выдерживая его давящий прожигающий взгляд.

— Никуда ты не поедешь, — отрезает.

— Нет, я…

— Раздевайся.

— Что? — мои брови сами собой взлетают вверх.

— Ты слышала.

Он смотрит на меня исподлобья.

— И почему я должна раздеваться? — бросаю нервно.

— Я так хочу, — заключает невозмутимо. — Хочу, чтобы ты мне голая отсасывала.

6. 6

Смотрю на него и не верю в то, что слышу.

Аверин раньше иначе со мной общался. Таких грязных предложений от него не слышала.

Но я же чувствовала его натуру. Видела, какой он.

Вот так легко с него слетает маска цивилизованности. Открывается настоящая природа. Звериная. Дикая. И кажется, мне не стоит обманываться этой его как будто бы расслабленной позой в кресле.

Он глаз от меня не отводит. Физически ощущаю мощную, подавляющую волну, исходящую от него.

Сердце колотится все сильнее. Дыхание сбивается от волнения. А тело напрягается до дрожи.

Каждая мышца натянута. И нервы будто канаты.

Судорожно сглатываю. Стараюсь взять эмоции под контроль, но получается с трудом. Слишком явную угрозу считываю.

И от Аверина. И от всей этой ситуации.

— Нет, — выдаю, наконец, нервно качаю головой. — Нет, я не буду. Не буду ничего делать.

Голос предательски срывается. Злюсь на себя за это. Нужно собраться, взять себя в руки. Нужно быть крепче.

Такого Аверина не знала.

Эту сторону он держал в тени.

Сейчас знакомимся.

И у меня впечатление, словно вижу его впервые.

— Я тебя не спрашивал, — чеканит Аверин. — Я сказал, как будет.

Молча смотрю на него.

— Будет так, — отрезает он мрачно и слегка приподнимает бровь. — Хочешь проверить?

Застываю.

— Я бы не советовал, — небрежным тоном продолжает Аверин. — Лучше, если сама все сделаешь. Для тебя — лучше.

Он что серьезно…

— Мне в любом случае зайдет.

В его глазах нет никакого намека на насмешку. В тоне — тоже. И чем дольше смотрю на него, тем отчетливее понимаю, что оказываюсь в капкане.

— Нет, нет, нет, — бормочу лихорадочно.

Мотаю головой. Шагаю назад. Резко. Так резко, что ничего не замечаю, потому наталкиваюсь на тумбу. Больно ударяюсь, и это немного помогает включиться. Сбросить ступор.

Хватаю массивную статуэтку.

Тяжелая. Металлическая.

Подойдет.

Ничего более подходящего все равно под руку не попадается.

Аверин поднимается с кресла.

Тут у меня окончательно сдают нервы.

— Не подходи! — выпаливаю.

Это его не останавливает.

— Я сказала, — выдаю сдавленно. — Не подходи!

Аверин надвигается.

А я крепче стискиваю статуэтку, выставляю перед собой. Хотя самой слабо верится, что смогу от него защититься вот так.

Шаг. Еще шаг.

Мне некуда отойти.

А он все ближе. Еще немного и окажется вплотную.

— Нет! — бросаю истерически. — Да сколько можно? Что тебе от меня нужно? Почему ты никак меня в покое не оставишь?