День. Кажется сейчас день. За шторой, в желании ворваться в комнату, бьются лучи яркого солнца.

Давид сел на кровати. Нужно срочно куда-то идти, но куда? Сразу не смог вспомнить.

В голове запульсировало – Тина!

Резко встал, голова закружилась. Что-то стягивает руку. Медленно, как в тумане посмотрел. Рука перевязана у предплечья.

Двинулся к выходу, толкнул дверь. На стуле рядом с дверью полицейский сразу встал.

- Вам нельзя выходить.

- Пошел к черту! - оттолкнул Давид патрульного, но парень крепко схватил за руку. - Не останавливай, мне нужно идти.

- Вы никуда не пойдете, вы под арестом.

- Мне плевать, я хочу видеть Тину!

- Нельзя!

Небольшая борьба и Давид в наручниках снова в комнате.

- Позовите доктора и моего адвоката. Что за хрень, что за прятки? Ты ещё пожалеешь, урод!

В голове уже немного прояснилось, стало окончательно понятно - выйти не удастся.

- Зови доктора, я сказал! - выкрикивает Давид.

Беспомощный. Ни его парней из охраны, ни оружия, ничего. Впервые за много лет такой беспомощный.

Вскоре дверь открылась, вошёл человек в костюме доктора. На бейдже имя отчество и фамилия, но Давид как не пытается, не может прочитать, все ещё рябит в глазах.

- Добрый день, Давид Муратович, - голос доктора приятный, успокаивающий.

- Где она, что с ней?

Доктор остановился недалеко, явно боясь подойти.

- Вы о вашей жене?

- Ну о ком же ещё?

Доктор посмотрел в сторону, потом снова на Давида и это плохой знак. Ищет слова, подбирает что сказать.

- К сожалению...

- Она жива? - проговорил, чувствуя как холодеет все внутри, и повторил словно цепляясь за эти слова в последний раз,  - Она жива?

- Да, жива.

Давид выдохнул. Значит все хорошо. Главное, что Тина жива, остальное уже не важно.

- Но состоянии ее нестабильно-тяжёлое. Сейчас она в коме, - теперь голос доктора твёрдый, даже жесткий, беспощадно констатирующий.

- Что… что за хрень вы несёте?

- Ваша жена, тина Ольшанская - в коме. И учитывая тяжесть ее состояния, мы не можем…

- Нет, вы можете, я требую…

- Пуля пробила череп, но не задела мозг, поэтому сейчас ничего нельзя утверждать. Останется ли она в сознании, и как это отразится на двигательных функциях организма говорить рано. Предстоит сложная операция…

- Так делайте! Чего же вы стоите! Плачу любые деньги, только спасите ее доктор! Я заплачу, сколько скажете, только спасите!

- И ещё одно, мы не знаем, как это отразится на плоде, - проговорил доктор.

- Что? – Давид привстал.

- Ваша жена беременна.

- К... как это… беременна? – беспомощно сел опять.

- Анализ крови показал беременность. Ранний срок.

-----

И вот тут он понял насколько все зыбко. Как песок сквозь пальцы.

Только что он был хозяином жизни, собирался наслаждаться, изощрялся в мечтах,  как будет истязать Тину, а теперь так ясно ощутил, что может потерять её навсегда. Больше никогда не будет никаких шансов.

Он арестован, Тина в коме, парней ни одного нет. Никто не может прийти к нему, чтобы не быть арестованным, да и не знает Давид, кто жив, а кто нет.

Беспокойство внутри. Тормошит каждую минуту, заставляет прислушиваться. Нужно ждать. Он не может быть буйным, чтобы не накололи и не надели смирительную рубашку.

Трудно. Безумно утомительно. Лучше бы он был там, рядом с ней, у дверей операционной.

Спустя несколько часов пришел доктор. Явно только с операции. Устало сел на стул у стены, снял очки, достал из кармана платок, протер стекла. Давид сел на кровати. Чувствует напряжение челюсти, до скрипа в зубах.

- Как она, доктор?

Сцепил пальцы до хруста.

- Операция прошла успешно, но нужно ждать, пока рано говорить…