И Миша, подняв на меня свои огромные глаза, вдруг спросил:

— Мама, — его голос был тихим-тихим, но при этом четко было слышно каждое слово, — а правда, что у вас с папой еще один ребенок будет?..

Вот черт! А этим-то кто проговорился? Хотя я ж сама при нем о выкидыше упоминала. Но не мог же пятилетний ребенок так с ходу догадаться? Должно быть, волнение отразилось на моем лице слишком уж явно, потому что закончил Миша уже не так уверенно:

— …И вы его продать решили, чтобы нас прокормить?

Вот что на ТАКОЕ ответить ребенку?!

— Ну конечно же нет! — всплеснула я руками, оттягивая момент и судорожно пытаясь решить, что же такое им сказать. — Кто вам это сказал?

— А откуда тогда это все? Молоко, яйца? — не сдавался Миша. — Папа сам и сказал. Что из-за нас, дармоедов, все.

— Мамочка, не отдавай нашего братика никому! Пожалуйста, — пискнула Маша. — Мы сами будем о нем заботиться. Он же наш!

— Угу. Сначала его отдадите, а потом нас выкинете? — повесив голову, пробурчал Миша.

Где-то внутри кольнуло. Может быть, он заболел? Минут десять-пятнадцать на холоде простоял! Хороша ж из меня мамаша! Его бы сейчас в горячую ванну, чтобы прогрелся после сильного охлаждения.

А этого борова не просто убить хотелось, а сделать это с особой жестокостью, медленно и с удовольствием! Набрала в грудь побольше воздуха, но в итоге так ничего и не смогла произнести. Да, я слышала из разных психологических передач, что с детьми надо разговаривать честно, но что тут скажешь? Пока я еще сама не разобралась с тем, что происходит, и с тем, кто что здесь кому должен.

— Запомните, пожалуйста. Я вас никому никогда не отдам, — только произнеся это вслух, поняла, насколько сама в это верю. Как бы я здесь ни оказалась, зачем бы это ни произошло и как бы мне ни хотелось вернуться домой, этих детей оставлять нельзя. Пропадут ведь! — А про то, что говорил ваш папа, я вам потом объясню. Но своих детей я никому отдавать не стану.

Миша и Маша кивнули, принимая обещание, на их мордашках было написано явное облегчение.

— А теперь надо бы искупаться. А то ты, Миша, весь промерз. Так что первый пойдешь, — весело вынесла вердикт я, разрывая давящее ощущение, которое возникло после этого тяжелого вопроса.

Правда, сразу это сделать не получилось. Следующие полчаса я усиленно отмывала ванну до приемлемого состояния, чтобы скрепя сердце можно было пустить туда ребенка. Ржавчина настолько впиталась в эмаль, что проще было уже или выкинуть и купить новую, или покрыть эмалью заново.

Набрав горячей воды, первые несколько минут сама не знала, как быть дальше. Мыть ребенка или предоставить ему право делать это самостоятельно? У меня никогда не было подобного опыта, но, словно по наитию, по какой-то внутренней памяти или инстинкту, я, кажется, поняла, что делать. Мальчик же особого стеснения не испытывал. Разделся — худенький, ребра торчат, весь в синяках.

В итоге, помыла его сама, растерла, нашаркала мочалкой с хозяйственным мылом — ничего другого просто не нашлось.

— Подожди, принесу полотенце! — не смогла сдержать я улыбку, глядя на счастливое личико плескавшегося в ванной ребенка.

Вот много ли ему для счастья надо? Да и я сама сейчас бросилась в омут заботы об этих двоих, только бы не думать о том, что именно произошло со мной самой. Ведь, судя по договору и паспорту, я оказалась в своей же стране, в свое время. Вчера, как я помнила, также был снег за окном. Я работала event-менеджером, организовывала вечеринки, фестивали, церемонии для поддержки брендов, особенно тех, чье продвижение другими способами было затруднено ввиду законодательных ограничений, например, алкоголя, интим-товаров и других.