— Похоже, и здесь все порядке, — наконец удовлетворенно констатировал Анри. — Сердце у вас бьется ровно, мадемуазель, дыхание свободное, глаза ясные, и никаких признаков начинающейся лихорадки. Можно сказать, происшествие обошлось без происшествий.

— Откуда у вас стет… этот предмет, шевалье? — спросила я, указывая на трубку. — Им пользуются все врачи?

Мне правда было очень интересно. В нашем мире прообраз стетоскопа появился лишь в начале 19 века, когда французский врач Рене Лаэннек был вызван к молодой даме, подозревавшей у себя заболевание сердца. Не имея возможности поставить диагноз с помощью простукивания и прикладывания уха к грудине женщины — чему препятствовали ее замужний статус, стеснительность и излишний вес, — доктор воспользовался свернутой в трубочку тетрадью. И, о чудо, сумел различить биение сердца и шумы в легких гораздо отчетливей, чем при обычном способе. Поэкспериментировав с разными материалами, Лаэннек решил, что лучше всего для нового метода диагностики подходит трубка из орехового дерева. Позже придумал и название для нее — «стетоскоп», что в переводе с греческого означает «осматриватель груди».

Неужели здесь изобрели его намного раньше?

Однако шевалье де Ревиль развеял мои подозрения.

— Не думаю, что кто-то еще использует подобное, кроме меня. Во всяком случае ни в Монпелье, ни в Париже, где я обучался, никто из моих наставников и будущих коллег не применял такие трубки при аускультации… я имею в виду…

— При прослушивании, — кивнула я. — Мне немного знакома латынь.

Доктор кинул на меня быстрый уважительный взгляд и, видя мою заинтересованность, продолжил:

— Я понял, что с помощью длинного цилиндра проще разобрать звуки внутри тела, совершенно случайно. Это произошло во время Итальянской кампании. Мы тогда стояли лагерем в Провансе, а имперская армия как раз подходила к нашим краям ускоренным маршем. К нам в лагерь поступило несколько раненых офицеров, и герцог де Монморанси попросил меня осмотреть одного из них лично. Сначала мне показалось, что мой подопечный уже отошел в вечность: как я ни щупал пульс и как ни вжимал ухо в его грудь — ничего расслышать не мог. В отчаянии я огляделся вокруг себя и заметил оставленный кем-то на столе стеклянный бокал с плоским дном. В голове внезапно вспыхнули картинки из детства, когда мы с братьями стремились любой ценой узнать, о чем шепчутся взрослые в соседних покоях, и для этого прикладывали к дверям чарки или кувшины, а сами приникали ухом к их донышку с другой стороны. Я прислонил найденный бокал к груди моего пациента и, к огромному облегчению смог различить слабое сердцебиение.

— Ох, надо же! И что, тот офицер выжил?

— К счастью, да. А я задумался над тем, как усовершенствовать конструкцию «прослушивателя» — в конце концов, не будешь же всегда таскать с собой хрупкую посуду. В итоге понял, что можно заменить бокал вот такой трубкой из грубой кожи. Она легкая, и ее гораздо удобнее брать с собой в походы и разъезды.

— Шевалье де Ревиль, вы настоящий гений! — совершенно искренне воскликнула я. — Поверьте, это великолепное изобретение. И если ваши коллеги не воспользуются им, то будут глубоко неправы.

Доктор улыбнулся.

— Так уж получается, что уважаемые мэтры больше склонны полагаться на труды Гиппократа и Галена, с большим скепсисом относясь даже к исследованиям блистательного итальянца да Винчи. Однако… нечасто эти самые мэтры врачевали в условиях войны. Там порой докторская мысль вынуждена быть стремительной, а сам врач — смелым в использовании даже незнакомых методов.