Позже узнала, что третьекурсники носили мантии синего цвета с серебряной отделкой. Второгодкам полагалась серая униформа, а самым младшеньким – светло‑голубая. На груди каждого адепта, независимо от его принадлежности к курсу, красовалось вышитое золотыми нитками солнце.

Я чувствовала себя жутко неудобно в этом балахоне. Слишком широкий, он топорщился крупными фалдами и подметал полы. Благо хоть чистые. На то, чтобы застегнуть миллионы микроскопических пуговичек, тянущихся от самого подола до узкой горловины, пришлось потратить добрые полчаса и убить пару сотен нервных клеток. А они, как известно, не восстанавливаются.

– Кто‑нибудь мне скажет, что за претензии у вас к нашему старому доброму замку? – продолжал допытываться Рик.

Я перестала глазеть на разноцветные формы адептов и принялась рассказывать о явившемся ко мне утром страшилище.

– И это еще не все, – плакалась я товарищам. – Когда остаюсь одна, мне постоянно мерещится какая‑то нежить. Я путаюсь в многочисленных залах и коридорах, а ваши статуи нагло за мной шпионят!

Выслушав меня, Эрик поддержал гипотезу Фабиолы и согласился, что единственный выход избавиться от нападок замка – это обзавестись знаками солнца.

– Легче сказать, чем сделать, – скептически покачала головой Рыжик. – Мы не знаем, какое заклинание использует эл Барольд. Да и печати его у нас нет.

– Зато мы знаем, где ее прячут, – не растерялся Эрик. – В хранилище артефактов. – Заметив кого‑то в толпе, двигающейся по направлению к выходу, Эрик поспешно поднялся и бросил: – О заклинании я позабочусь, а вы придумайте, как попасть на прием к ректору. За обедом объясню, зачем это нужно.

Рик ушел, а мы, закончив трапезничать, отправились знакомиться с кураторами.

В просторном зале, куда привела меня Фабиола, собрались все второкурсники. Навскидку – пятьдесят – шестьдесят учеников: от чистокровных альвов, людей и метаморфов до разномастных полукровок.

Рик, как и я, был простым человеком. А вот в предках Фабиолы явно затесались породистые альвы. У Рыжика, как и у большинства полукровок, не было очаровательных остреньких ушей, зато имелись яркие выразительные глаза со зрачками, вытянутыми в нитку. Фабиола могла похвастаться идеальной кожей без намека на подростковые гадости, постоянно выскакивающие на лицах человеческих отпрысков. Она являлась счастливой обладательницей шикарных медных волос, высокого лба и аккуратненького острого подбородка. В ее изумрудных очах читались жажда познавать мир и впитывать в себя новые знания. Имея в жилах кровь альвов, Фабиола выросла весьма любознательной и, как я узнала позже, слыла одной из самых одаренных учениц среди второкурсников.

Зал имел традиционную для академии круглую форму с высокой кафедрой и длинными узкими столами для учеников. Помешались они, что ли, на этой окружности?

Заняв места на самой вершине амфитеатра, все стали ждать появления кураторов. Те оказались пунктуальны. Дружненько вошли в зал, вызвав у меня очередной приступ паники.

По закону подлости нам в надзиратели достались тот самый кудрявый жердяй и его распрекрасная Инаэль. Если метаморфа я опасалась, то к альвессе почему‑то испытывала неприязнь.

Вейла имела все, что нужно для счастья: красоту, ум, хлебную должность и обалденно красивого парня. Вон как продолжает его окучивать и смотрит с раболепным восторгом. Я тоже невольно залюбовалась.

Немного худощав, но широк в плечах и статен. Черты лица выдают в нем представителя древней династии чистокровных метаморфов. Глаза прищурены и так и шныряют по залу. Широкие прямые брови добавляли магу еще больше серьезности, даже какой‑то диковатой мрачности, а высокие скулы придавали его лицу немного надменное выражение. И только чувственные, слегка пухлые губы навевали мысли о романтических поцелуях…