От нового порыва я захлопала ресницами и прижала кончики пальцев к уголкам глаз, чтобы собрать проступившие на ветру слёзы.

– История повторяется, – рядом со мной встал Ренуард, положил ладони на перила. – В прошлый раз мы так же сбежали от толпы во время праздника, так же стояли у балюстрады в Мелироанской академии и приносили друг другу клятвы быть честными. И в прошлый раз ты так же едва не выломала кусок камня. От нахлынувших чувств, не иначе.

– О, – я отдёрнула руки, обнаружив, что крепко сжимаю край парапета. – Просто это так… красиво. Твой город красив. Ты красив. Даже Маймуна. Сегодня удивительный вечер. Я так давно не видела Квертинд…

– Рад, что тебе понравилось, – без тени иронии сказал молодой Батор. – И, хоть мы давно опоздали к твоему суровому охраннику, оно того стоило. Правда же?

– Правда, – охотно согласилась я.

И, повинуясь неожиданному порыву, положила руку на плечо Ренуарда, приподнялась на носках и, выдохнув «Спасибо!», поцеловала его в уголок рта. Он удивился. На мгновение оторопел, вскинул руки, чтобы обнять, но я уже отпрянула и торопливо отбежала подальше.

Конечно, это было игрой. Той самой, что могла бы привести нас к симпатии. А дальше, быть может, к чему-то более серьёзному. И я, как мелироанская дева, действовала строго по инструкции. Безумный спектакль длиною в свидание – настоящее испытание для изученных в обители благочестия навыков.

Лаптолина говорила: мужчинам в этом смысле гораздо проще.

Они могут сделать комплимент леди, похвалив её характер и восхитившись красотой. Они могут преподнести подарок, в конце концов.

У нас, женщин, всё обстоит иначе.

В игре, которую ты ведёшь с партнёром, рано или поздно нужно проиграть. В этом-то и весь смысл: когда он достаточно измучен борьбой, когда истомился в ожидании, настаёт момент награды. О, это особое, дурманящее ощущение мужской победы – самый желанный из всех женских комплиментов. Но это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Слишком много условностей.

Довольная собой, я тихо хихикнула, будто произошедшее было забавной шуткой, и прищурилась в поисках Маймуны. Таххарийка со скоростью дикой лани улепётывала прочь от нашего уединения. Даже удивительно, как при таких габаритах эта женщина так быстро и бесшумно передвигалась. Но далеко убежать не успела: всё-таки я была неплохим охотником.

– Маймуна! – окликнула я. И явила самую обворожительную из своих улыбок: – У вас чудесный дом. Давно я не была в таком месте. Что за интересный рельеф плит?

– Кха! – только и сказала таххарийка. Нахмурилась и посмотрела мимо меня, будто спрашивая разрешения у Ренуарда.

Должно быть, молчаливое разрешение было получено, потому что она снова просияла и спешно вернулась под свет фонарей.

– Мой дворик совсем опустел после начала войны, а я потратила целое состояние, чтобы укрепить дружбу народов. Смотри, – Маймуна прошелестела подошвами по плитам и протянула ко мне руки: – А ну, иди сюда, быстро!

От грубого приказа гневным пожаром в груди взметнулся протест, и я осталась на месте.

– Иди-иди, не пугайся, не стану я на тебя нападать, дочь Квертинда! Женщины Таххарии-хан хоть и злые, но не подлые.

Я сцепила руки за спиной и обернулась. Ренуарда у парапета не оказалось. Он уже по-хозяйски развалился на подушках под навесом и рассматривал меня из-под ресниц, будто что-то задумал. Я невинно хлопнула глазами, отвернулась и шагнула навстречу Маймуне. Но спиной чувствовала, как он смотрит. И, пожалуй, это было даже приятнее, чем чувство парения, о котором молодой Батор говорил днём. Я наслаждалась его вниманием, его желанием, его смущением. Его фантазиями, может быть.