Оказывается, Дмитрий Тимофеевич встречи с молодыми лейтенантами, только-только приехавшими на свое первое место службы, сделал правилом. И такие «концерты» давал каждый раз. Не сразу, но мы поняли, что боевой генерал-фронтовик показывал нам, каким на самом деле должен быть настоящий офицер.

Подготовил Михаил Фалалеев

«Чем Сталин хуже Наполеона?!»[3]

О своём участии в обороне Ленинграда, о правде и мифах Второй мировой, о том, победила бы сегодня в глобальной войне российская армия, об СНВ и ПРО, ГКЧП и Матиасе Русте в интервью «Фонтанке» рассказывает доброволец Великой Отечественной, экс-министр обороны СССР и маршал Советского Союза Дмитрий Язов.


Несмотря на преклонный возраст Дмитрий Тимофеевич по-солдатски бодр, подтянут и, что называется, «при делах»: «Найти меня просто: первый подъезд здания генштаба, тот, что между мемориальными досками маршалам Устинову и Жукову. Дальше покажут…» В просторный кабинет к Язову сотрудники Министерства обороны России входят строго по уставу: «Разрешите обратиться, товарищ маршал?!» Язов реагирует на доклады, не задумываясь: «Согласен!.. Не приеду!.. Исполняйте!..»

Последний – по дате назначения – советский маршал, кстати, посвятивший, по его словам, 25 лет своей жизни Ленинградскому военному округу, кроме стремительной реакции мысли в общении, отличается также и уникальной памятью. В чём и предлагаем убедиться читателю в дни юбилея Великой победы.


– Вы помните свой первый день на передовой?

– Первый день на фронте мне запомнился вот чем… Сразу по прибытии в дивизию нас, 35 человек, повели на поляну в лесу и зачитали вышедший 27 июля 1942 приказ номер 227 «Ни шагу назад!». После этого зачитали приговор военного трибунала и на наших глазах расстреляли младшего лейтенанта Степанова. Дело было вот в чём… Немцы, видимо, решив улучшить свои позиции, внезапно атаковали взвод, которым командовал Степанов, а он струсил и убежал. А его взвод без него фашистскую атаку отразил. Командир роты приходит во взвод: «Где командир? – Нету. – Кто взводом командовал? – Никто». Степанова чуть позже поймали, он говорит: «Я струсил». Ну его и расстреляли. Нам на его примере показали, как разделываются с трусами и паникёрами. Человек 400 офицеров стояли. Вырыли во мху яму. Степанов прямо в эту коричневую жижу упал. Сверху забросали. И всё. Я бы не сказал, что нам его было жалко… настолько внутренне было выработано желание защищать страну. Нужно было либо сдаваться немцам, либо их побеждать. Решался вопрос: кто кого.


– До этого вы совершили поступок, вероятно, мало понятный нынешней молодёжи: добровольцем ушли на фронт…

– …сразу после того, как 8 ноября 1941 года мне исполнилось 18 лет. Но и до этого мы каждый день бегали в военкомат, но нас не брали. На фронт попал не сразу. Сначала меня направили в Новосибирск, куда тогда переехала часть училища Верховного Совета, которая не ушла на фронт – несколько старших офицеров с учебно-материальной базой. А когда немцев под Москвой разбили, и основная часть училища возвратилась с фронта в лефортовские казармы, туда же переехали и мы, два батальона курсантов по 600 человек.


Курсант Дмитрий Язов. 1941 год


Учились мы в московских условиях под бомбёжками: однажды в наш 300-метровый тир попала бомба и разнесла его в клочья. После этого мы ходили на лыжах стрелять аж под Ногинск. Патронов было мало – каждый на счету, нам выделяли по три штуки на одно упражнение: с винтовкой, с пулемётом… 17 июля 1942 года один батальон нашего училища выехал на Ленинградский фронт, а другой – в котором был я – на Волховский. Высадились в районе Малой Вишеры, дошли пешком до деревни, где располагался штаб 54-ой армии, тут я и получил назначение в 187 дивизию, оборонявшуюся на станции Погостье.