Тут же появились еще больше людей с камерами и микрофонами, а меня чуть ли не вывернуло наизнанку, когда какой-то из кричащих, назвал другую фамилию. Она теперь не Мелтон. Она – Росс.

– Грейс Росс, Вы можете ответить на несколько вопросов? – кричал им вслед один.

– Что Вы скажете о делах вашего отца? – орал второй.

Отец схватил её за руку, остановившись. Он что-то шепнул ей, и Грейс обернулась. От её измотанного вида мне стало ещё хуже. Да, может быть, она выглядит хорошо, но я не вооруженным взглядом вижу миллионные слои косметики. Какого черта Даниэль показывает мне это?

– Да, моя дочь согласна ответить на два любых вопроса, – чересчур дружелюбно огласил Вильям.

Грейс вырвала свою руку из его ладони и сжала губы в линию. И от меня не ускользнул её секундный холодный взгляд, которым она наградила своего донора спермы, а после обратила внимание на выкрикивающих. В то же мгновение, рука отца вновь появилась на её локте и, вероятно, сжала его, судя по боли, отразившейся на её лице. Похоже у них все очень несладко.

Телефон ублюдка зазвонил, и его взгляд говорил о том, насколько сильно он не хотел оставлять её одну. Но он всё же откланялся в сторону с неохотой, когда посмотрел на экран мобильника.

– Почему Вы бросили заниматься футболом? – голосил один.

– Почему Ваши картины не дополняются новыми? – перебивал второй.

Зелёные глаза медленно начинали наполняться гневом, мешающимся с.. болью? Если я не обманываю себя, если я вижу это не один, то боль сочится из её покрасневших глаз.

– Почему Вы бросили Принстон? – присоединился третий.

И ещё несколько голосов за кадром, которые нападали на неё. Я бы врывал глотку каждому, клянусь Богом. Они не видят, что ей дерьмово?

Грейс покосилась в сторону отца и обратила взгляд к людям за кадром.

– Потому что у меня больше нет вдохновения, – просто ответила она.

– Миссис Росс, что является Вашим вдохновением?

Она что-то тихо сказала, и вновь посыпались новые вопросы, но в основном, чтобы она повторила.

Грейс откашлялась, и подняла подбородок.

– Тренер, – безэмоционально ответила она, хотя это маска. Я точно знаю, что это маска.

Очередные десятки вопросов, о ком она говорит и что имеет в виду.

– Тренер в университете, – успела сказать она, в ту же секунду, отец дёрнул её за руку с такой силой, что у неё могли вылететь мозги.

Коротко улыбнувшись, ублюдок потащил её в сторону, пока вслед им голосили уже сотни вопросов. Один за другим они выкрикивали их, но запись оборвалась, а я посмотрел на Даниэля.

В горле пересохло, а внутренности наполнились свинцом. Пытаясь найти в себе хоть каплю жидкости, чтобы смочить горло, я не мог. Внутри образовалась удушающая и убивающая пустыня.

– Что скажешь?

– Зачем ты показал мне это? – сухо спросил я, едва найдя в себе силы на какой-то ответ.

– Чтобы ты вспомнил о наличии яиц, а не плакался тут, как сопливая девочка, которую бросили.

Оставляю последний взгляд на друге и срываюсь с места.

Я бегу так быстро, насколько могу, диктуя себе: правая-левая, правая-левая. И так по кругу. За спиной слышу крик Марии. Конечно, она всё подслушивала, но даже слезно молящий голос сёстры с просьбой остановиться, не способен удержать меня на месте. Бегству помогает такси, которое я ловлю по пути.

Всё происходит, словно в тумане.

Дома быстро остаются за спиной, на смену жилому – приходят поля и деревья. С каждой новой милей, меньше становится фонарей. И вскоре они вовсе перестают освещать дорогу, потому что их попросту нет в данном месте. Мужчина с опаской косится на меня, я, в свою очередь, отсчитывая по дюйму в голове, сокращая расстояние до конечной точки.