***

Отец сверлил меня тяжелым мрачным взглядом, пробирающим до самых костей. Я даже невольно выпрямилась на стуле, превратившись в каменное изваяние. Когда он так смотрит впору бежать и прятаться. Похоже, разговор будет действительно серьезным.

Мы сидели в его домашнем кабинете, где все было удобно, функционально, лаконично и в тоже время роскошно. Стол из красного дерева, на котором стояли дорогие канцтовары и огромный ноутбук, картины (оригиналы!) на стенах, кожаная мебель. Отец всегда брал самое лучшее, и цена не имела значения.

Он сидел, облокотившись на локти, нагнувшись чуть вперед и рассматривая меня. Ох, не нравится мне все это. Я привыкла, что у меня есть отец, к которому можно приехать на ужин раз в месяц и который исправно обеспечивает меня деньгами. Красота! Я не мешаю ему работать, заводить новых любовниц, выкидывая старых как ненужный хлам, а он не мешает мне жить в свое удовольствие. Вот она, семейная идиллия. То, что он вызвал меня к себе в середине недели, да еще в приказном порядке — очень нехорошо. Наверное, какой-нибудь доброжелатель опять нажаловался на меня. Вообще не понимаю, кому какое дело, чем я занимаюсь? Завидно, завидуйте молча!

— Нам предстоит серьезный разговор, Кристина Алексеевна, — строго произнес он.

Ого! Кристина Алексеевна?! Это уже серьезно. Так он меня называет только когда, я что-то натворю. Против воли начала перебирать в уме все свои недавние поступки. Вроде ничего из ряда вон. Все как обычно.

— Расскажи мне, чем ты занимаешься?

— В каком смысле?

— В прямом. Как проходит твой день?

Я растерянно посмотрела на него, не понимая, куда он клонит:

— Встаю, умываюсь, чищу зубы, иду на кухню...

— Прекрати паясничать, я не об этом! — он сердито прервал меня, грозно сверкнув глазами.

Похоже, чувство юмора у него сегодня отсутствует. Плохо.

— Пап, чего ты хочешь услышать? Я не понимаю. Мой день проходит так же как у всех остальных. Встаю, делаю свои дела, встречаюсь с людьми. Все как всегда.

— Какие именно дела ты делаешь? — все тем же суровым тоном уточнил он.

— Разные, — я неопределенно повела плечами.

— Разные говоришь? — он рывком выдвинул верхний ящик у стола и достал оттуда синюю толстую папку, — давай-ка посмотрим, что это за дела. Понедельник - поход в салон, вторник забег по магазинам, среда - посиделки с подружками в кафе. И так далее и тому подобное. Каждый день одно и то же, разница только в салонах, магазинах и забегаловках!

— Ты следил за мной!? — с негодованием воскликнула я, вскакивая на ноги. Это уже ни в какие ворота не лезет.

— Сядь! — он ударил ладонью по столу, — и не смей вопить, когда с тобой отец разговаривает. Свой норов оставляй для своих подруженек, а со мной, будь добра, веди себя достойно!

И я села. Поджала хвостик и села. Выражение его глаз подсказало, что сейчас самое время для того, чтобы заткнуться. Он был зол на меня. Очень зол. Да что ж такое произошло?

Он тем временем снова обратился к папке:

— Каждый твой день проходит так: встала ближе в полудню, потом пошла по магазинам, салонам, потом с подружками по кафе, ресторанам, потом по гостям, затем веселая ночь в клубах, из которых возвращаешься только под утро. А на следующий день все повторяется заново. И так по кругу. Не надоело еще?

Я промолчала, резонно подозревая, что мой ответ "нет, совсем не надоело" разозлит его еще больше.

Он несколько секунд сверлил меня грозным взглядом, а потом, словно прочитав мои мысли, продолжил:

— А мне вот надоело. Я вчера был на благотворительном вечере. Обычное сборище толстосумов. Не секрет, что мы ходим по таким мероприятиям, чтобы тряхнуть перед всеми своим достатком, похвастаться успехами. Сама знаешь, не маленькая. Так вот, когда разговаривали о бизнесе - я был на высоте, когда говорили о любовницах - тоже. Но стоило зайти разговору о детях, как я оказался в таком болоте из стыда и позора, что словами не передать!