Этими же мотивами руководствовались все остальные европейцы. Кстати, упомянутый Ф. Ксавье первым стал рассылать в Европу письма из Индии и Японии. Затем письма в многочисленных копиях расходились по иезуитским миссиям. Ему же пришла в голову идея послать в Европу японцев-христиан. С этой целью из знатных японских семей христиан-обращенцев выбрали четырех молодых людей, обучавшихся в католической семинарии (14–16 лет). Они посетили Португалию, Испанию, Италию, всего 70 больших и малых городов. Их приняли два папы, наместник Португалии, король Испании, дожи Венеции и Генуи. В их честь устраивались пышные приемы, процессии. Их сделали римскими патрициями и рыцарями Золотой шпоры. Японцев одарили роскошными подарками. Знаменитый венецианский живописец Якопо Тинторетто исполнил в натуральную величину их портреты. Их поместили в Зале Большого совета, где были развешаны портреты дожей. В высшей степени знаменательно то искусство и тот дипломатический класс, который показала в данном случае католическая Европа. Так она желала заполучить благосклонность детей Востока. В прочитанной в Ватикане молитве говорилось: «Отдалила природа Японские острова от наших мест такими громадными промежутками моря и земли, что в древние времена они были не более, как глухим упоминанием, и лишь некоторые слышали это название; все же остальное было в полной неизвестности. Однако, Святейший Отец, острова не только есть, но их много, они велики и многолюдны и замечательны природными способностями и талантами их обитателей и знанием военного искусства; так что уж кто увидит эти острова, предпочтет их другим восточным народам».

Портрет португальца Ксавье

Эти контакты дали результат. Уже первый объединитель страны Ода Нобунага (1534–1582) поощрял заимствования европейской техники и культуры. Однако этот процесс должен был приобрести более масштабный, энергичный характер, чтобы вывести народ из той изоляции, в которой он находился. Эпоха Токугавы (1603–1867) обещала принести необходимые изменения, динамизм, обновление. Объединение страны способствовало значительному подъему торговли и росту благосостояния населения. В свою очередь это стимулировало образование и культуру. Можно сказать, что уровень образования японцев и в XVI в. ни в чем не уступал европейскому. Японское крестьянство было уже почти поголовно грамотным. В больших городах большинство мужчин и женщин умели читать и писать. О способностях японских детей упоминали многие. Один из миссионеров писал: «Их дети очень быстро схватывают наши уроки и задания. Они овладевают чтением и письмом на нашем языке намного быстрее и легче, чем европейские дети. Низшие классы в Японии не так невежественны и грубы, как в Европе. Здесь они в большинстве своем разумны, хорошо воспитаны, и им легко дается учение». Мореплаватель В. М. Головнин подтверждал это фантастическое стремление японцев к знанию и просвещению. Он даже выделил эту нацию в ряду других цивилизованных народов: «Что касается до народного просвещения в Японии, то, сравнивая массою один целый народ с другим, японцы, по моему мнению, суть самый просвещенный народ во всей подсолнечной. В Японии нет человека, который бы не умел читать и писать».

Их было немало, достойных сынов Японии, что освещали светом знаний умы соотечественников. Среди таковых назовем: незнатного воина Хидэеси Тоетоми (1536–1598), достигшего высшей власти и ставшего покровителем искусств и культуры, императора Гоедзэйтенно (1586–1611), также большого покровителя наук и книголюба, привезшего из Кореи печатные станки с подвижным деревянным шрифтом, удостоенного титула «кокуси» (Учителя страны); Камо Мабути (1697–1769), ученого-кокугакуся, основателя собственной школы Агатай, из которой вышли многие выдающиеся ученые; Мотоори Норинага (1730–1801), врача и ученого, составившего за 35 лет ценнейший комментарий к «Кодзики». Возникло в Японии и свое классическое Возрождение (XVII–XVIII вв.). Феодалы, ученые, священники привозили из Китая редкие сочинения китайских классиков, книги по буддийской и конфуцианской философии. Возвращены были к жизни и древние японские сочинения («Сказание о делах древности», «Анналы Японии» и др.). Подобно древним грекам или римлянам, в «Анналах» («Нихонги») стали излагаться события японской мифологии. Ранее на нее в течение тысячи лет не обращали внимания. Как это было и в Китае, японские поэты воспевали мудрых, но бедных ученых.