– Утром схожу.

– Мне не хочется, чтобы это оказалось делом его рук, – сказала Холли.

– И мне не хочется.

Мы некоторое время посидели за кофе. Наконец я сказал:

– Составьте список всех людей, про которых вы знаете, что им подсунули это «Знамя» с выделенной статьей. Завтра попробую зайти кое к кому. По крайней мере, к тем, кого застану в воскресенье.

– Чего ради? – спросил Бобби. – Надеешься, что они передумают? Не надейся. Я уже пробовал. Они говорят, что им нужны деньги, причем немедленно. Люди привыкли верить тому, что пишут в газетах. Даже если это вранье.

– М-да, – сказал я. – Но я не только собираюсь лишний раз заверить их, что им заплатят. Я хочу узнать, не видел ли кто-то из них, кто принес эту газету. Спросить, когда она пришла. Короче, восстановить точную картину.

– Ладно, – сказала Холли. – Список мы составим.

– А потом, – сказал я, – надо вычислить, кто мог знать, с кем вы имеете дело. Кто мог составить такой же список. Хотя, конечно, – задумчиво продолжал я, – эту же газету могли получить и десятки других людей, которым вы ничего не должны.

– Я не знаю, – сказала Холли. – Мы об этом не думали.

– Ничего, завтра выясним.

Бобби зевнул.

– Почти всю ночь не спал, – пояснил он.

– Да, Холли мне говорила.

Снаружи внезапно послышался звон, резкий и настойчивый. Быть может, мертвого он и не разбудил бы, но лошадей в денниках разбудил наверняка.

– О господи! – Бобби вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул. – Он вернулся!

Мы высыпали во двор, готовые схватить Джермина Грейвса на месте преступления, похищающим своих собственных лошадей. И действительно обнаружили совершенно ошалевшего человека, отворившего дверь денника, да так и застывшего на месте.

Только это был не Джермин Грейвс, а Найгель, старый главный конюх Бобби. Он включил свет в пустом деннике и повернулся к нам. Свет подчеркивал глубокие вертикальные морщины на его обветренном лице.

– Сути исчез! – встревоженно воскликнул он. – Сути исчез, хозяин! Я его сам кормил в полшестого и запер все двери, прежде чем уйти домой!

Голос у него был виноватый. Бобби тоже это заметил и успокоил его.

– С Сути все в порядке, – сказал он. – Я его переставил.

На самом деле коня Грейвса звали вовсе не Сути, но конюхи нередко дают лошадям с чересчур замысловатыми кличками имена попроще. Как прикажете разговаривать с лошадью по имени Неттльтон-Мейнор, к примеру? «Ну-ка, прими, Неттльтон-Мейнор!» «Неттльтон-Мейнор, старый разбойник, морковку хочешь?»

– Я просто зашел взглянуть на лошадей, – объяснил Найгель. – Шел домой из паба…

Бобби кивнул. Найгель, как и большинство главных конюхов, принимал состояние лошадей близко к сердцу. Главный конюх заботится о лошадях не за страх, а за совесть, будто о родных детях, и, словно заботливая матушка, на ночь всегда проверяет, как деткам спится.

– Ты слышал колокольчик? – спросила Холли.

– Еще бы! – Найгель наморщил лоб. – Около дома. – Он помолчал. – Что это было?

– Проверяем новую систему сигнализации, – сказал Бобби. – Чтобы знать, если кто-то зайдет во двор.

– Да ну? – заинтересовался старый Найгель. – А что, неплохо работает!

Сигнализация действительно работала неплохо, но никто больше не явился, чтобы еще раз испытать ее. Я спокойно проспал всю ночь, не раздеваясь, готовый к битве – но битва не состоялась. А утром Бобби вышел и отвязал веревку, прежде чем конюхи пришли на работу.

Они с Холли составили список получивших «Знамя», и после кофе, когда стало совсем светло, я взял машину Холли и отправился беседовать с ними.

Но сперва, поскольку день был воскресный и было еще довольно рано, я объехал все почтовые отделения и газетные киоски в городе и в окрестностях и спросил продавцов, не случалось ли им два дня назад, в пятницу, продавать кому-нибудь большую пачку номеров «Знамени».