– Тебя как зовут?
Она не успела ответить. Их нагнал Санчо, пнул оглушённого, одним движением схватил нож и собрался сунуть было в ножны, как из темноты и дождя, будто призраки, на них налетели всадники. Шумно, с грохотом копыт по асфальту, с криками, они казались бесчисленными. Кружили, орали, трясли короткими мечами. Вызванная Скользким подмога всё-таки подоспела, но, как ведётся: когда всё уже закончено, и помощь только повредит.
– Всем стоять! Дружина! Бросить оружие, лечь на землю!
Санчо бросил нож куда-то в сторону, стараясь, чтобы его никто не нашёл потом, кроме него. Оглушённый бандит приподнялся было на локте, но тяжело рухнул лицом обратно в лужу.
Вран обернулся, уткнулся лицом в жарко дышащую лошадиную морду и попытался было что-то сказать, но получил по голове плашмя мечом. Удар был несильный, но ему хватило.
Дальше вспыхнули в глазах бесчисленные звёзды, словно он снова идёт через Полосу. Звёзды и костры. А рядом с ним шла девушка, да-да, эта самая, чудом спасённая, и он понимал, что знает её имя.
Знает, но никак не может вспомнить, из-за этого раскалывалась голова.
Надо было напрячься. Постараться. И тогда всё будет правильно, так как и должно быть.
Что-то крикнул Санчо, и Вран провалился уже в полное небытие, потеряв сознание.
06. Клетки и допросы
У Врана отваливалась голова. Так больно никогда не бывало.
Страшно ломило, будто череп разбивали изнутри на части сотни рудокопов, орудуя кирками и молотками. Даже не так: головы будто не было на месте, её оторвали и положили где-то рядом. Про запас. Поэтому открывать глаза смысла не имело. Лучше лёжа провести рукой по полу, надеясь наткнуться, ощупать: вот нос, вот жёсткие на ощупь волосы, которые так нравились Милке. Вот уши – ничуть не оттопыренные, это просто дружище Антоха завидовал. Вот обрубок шеи.
Ведите себя прилично, духи, это молодая, не успевшая устать шея, отнеситесь к ней со всем возможным…
– Чего ты там шаришь? – хрипло спросил Санчо откуда-то из темноты. Видимо, глаза придётся открыть. Просто, чтобы не обижать напарника.
Левый глаз заплыл, в узкую щёлку удалось увидеть только ногу. Судя по ботинкам, лишённым сейчас шнурков, нога принадлежала напарнику. Правый открылся легко, но вместе со светом от факела, дрожащим на сквозняке, качающимся, как лодка на волнах, нахлынула тошнота.
Вран перевернулся на живот и зажмурился, дожидаясь, пока кислый комок гуляет между желудком и горлом, дрожит, как потревоженная резинка.
– Хреново, – выдавил он через силу. – Как бы не…
– Сблевать? Да, это лишнее. Ну, полежи. Торопиться нам ближайшее время некуда.
Свет факела где-то неподалёку – да, вон и смолой воняет, – качнулся, и Врану показалось, что весь мир под ним слегка трясётся. Слева направо, плавно, но неотвратимо. А потом обратно. Живёт своей жизнью, вовсе не совместимой с ощущениями от надёжного бетонного пола.
– Жрать! – заорал кто-то недалеко, отчего Вран едва не вытошнило. – Сатрапы! С-с-суки! Я ни в чём не виноват!
Санчо вздохнул где-то рядом, но промолчал.
Вран встал на четвереньки, сел, потом откинулся назад, пребольно ударившись затылком о стену – а, голова-то на месте! И уже сидя, снова посмотрел вокруг.
Бетонный кубик, вместо одной стены решётка с массивным замком. В углу – остро воняющая нечистотами низкая деревянная шайка, неплотно прикрытая крышкой. Дальше коридор в пляшущем свете факелов и ещё одна решётка. За ней кто-то пошевелился, но не разглядеть толком – кто.
– Тюрьма, что ли? – хрипло сказал Вран.
– Типа того. Княжеский изолятор временного, что интересно, содержания. Добился справедливости, парень?