– Подарков любовнице я никаких не делал и не собирался соблазнять эту девственницу: я, скорее, из тех, кто предпочитает зрелую любовь юношеским вздохам… Так вот! Что бы вы сказали, гражданин Директор, если бы я действительно был в связи с госпожой де Богарнэ и если бы те подарки, в которых вы меня упрекаете, были свадебными?»

Баррас с трудом сдержал себя, чтобы не расхохотаться. Но сделал вид, что размышляет. А через несколько минут произнес:

– Вообще-то эта мысль о свадьбе не столь уж и смешна…

– А кроме того, госпожа де Богарнэ богата, – сказал Бонапарт.

Роскошь, в окружении которой жила молодая женщина, ослепила маленького генерала. Он не знал только того, что Жозефина жила на те средства, которые занимала у всех подряд, и что то богатство, которым она (по ее словам) владела на Мартинике, на самом-то деле принадлежало ее матери…

– Честное слово, – снова заговорил Баррас. – Если уж ты пришел ко мне за советом, то я отвечу тебе твоими же собственными словами: а почему бы и нет? Ты одинок, ничем не связан. Твой брат Жозеф уже указал тебе дорогу к женитьбе: приданое Клари позволило ему выкарабкаться из нищеты>21. Ты говоришь, что у тебя больше нет средств и что тебе нельзя больше терять времени. Что ж, женись: женатый мужчина пользуется в обществе большим уважением. Он тверже стоит на ногах и лучше противостоит своим противникам…

Именно эти слова Бонапарт и хотел услышать от Барраса. Поблагодарив Директора, он с легким сердцем умчался… А Баррас в это время наслаждался торжеством своего разума…

Но, как в классическом водевиле, вскоре к Директору обратилась за советом молодая вдова.

Вот как Баррас описывает эту сцену:

«Спустя несколько дней ко мне явилась госпожа де Богарнэ и поделилась своими тайнами. Начала она с того, что в этой новой связи сердце ее не принимает ни малейшего участия. Что из всех мужчин, кого она могла бы полюбить, этот маленький “кот в сапогах” стоит на самом последнем месте: в нем нет ничего, что могло бы ей понравиться. Он дорожит своей семьей попрошаек, которая нигде не пользуется уважением; но у него в Марселе удачно женился брат, и тот обещает помочь остальным членам семьи…

Госпожа де Богарнэ призналась мне в том, что Бонапарт преподнес ей щедрые подарки, позволившие ей предположить, что средств у него гораздо больше, чем все полагают.

– Что же касается меня, – сказала она, – я не считаю необходимым скрывать того, что нахожусь в крайне стесненных обстоятельствах; он полагает, что у меня уже есть некоторые средства, и думает, что я могу получить еще больше с Мартиники. Не говорите ему, дорогой друг, того, что вы знаете, иначе все сорвется. И, хотя я его вовсе не люблю, я постараюсь провернуть это дельце, поскольку этого желаете вы. Ведь я всегда буду любить только вас, поверьте мне. Роза всегда будет принадлежать вам, всегда будет вам рада, стоит вам только подать знак. Но я знаю, что вы меня вовсе не любите, – продолжала она, обрушив на меня вдруг поток слез, проливать которые она была большая мастерица. – И это больше всего печалит меня и не дает мне успокоиться, хотя я и очень стараюсь. Когда женщине довелось любить такого мужчину, как вы, Баррас, может ли она иметь в этом мире какую-то другую привязанность?..

– А как же Ош? – возразил я, не проявляя ни малейшего волнения, и даже с улыбкой. – Вы ведь его так любили. А его адъютант, а Ванакр>22 и tutti quanti>23? Вы, однако, игривая особа…»

Эти слова привели в замешательство госпожу де Богарнэ, которая, не зная, как ей следовало себя вести, решила, что лучше было продолжать рыдания, омывая руки Барраса горючими слезами и покрывая их поцелуями. Но это ему быстро надоело, и он, вызвав колокольчиком слугу, велел заложить карету и отвезти гостью домой.