В моих признаниях мало высокомерия, а кому-то может показаться, что они полны скромности. Однако же сложилась такая ситуация, которая не могла ускользнуть от сведения тех, кто был в курсе моей частной жизни. А посему все знали, что госпожа де Богарнэ считалась одной из первых моих любовниц, а Бонапарт, часто у меня бывавший, был одним из самых осведомленных обо мне лиц и не мог не знать всего этого. Но кажется, что то, что очень трогает нормальных мужчин, было для него совершенно безразличным, и в этом он намного превосходил других.

Таким образом, собираясь жениться на госпоже де Богарнэ и не будучи осведомлен о том, порвал ли я эту связь или же нет, он, тем не менее, собственноручно приводил в Директорию свою будущую супругу: она уже служила ему в делах, помогая его продвижению по службе.

Поскольку он был вынужден постоянно меня о чем-нибудь просить, то решил, что будет выглядеть менее навязчивым, если просить будет она.

Госпожа де Богарнэ неоднократно, желая переговорить со мной без свидетелей, просила меня без церемоний пройти с ней в мой кабинет. Бонапарт оставался ждать ее в салоне, коротая время за разговорами с посетителями.

Однажды госпожа де Богарнэ затянула нашу беседу дольше обычного, и, главное, дольше, чем того хотелось мне: она пылко говорила мне о нежности, которую всегда испытывала ко мне и на которую никак не могло повлиять предполагаемое замужество. Обняв меня, она упрекнула в том, что я больше не люблю ее, еще раз повторив, что любит меня больше всех на свете и не может порвать со мной, став женой “маленького генерала”.

Я оказался почти в таком же положении, в каком был Иосиф с госпожой Пютифар. Но я не стану лгать и говорить, что я был таким же жестоким, как тот молодой министр египетского фараона.

Из кабинета я вышел вслед за госпожой де Богарнэ не без некоторого смущения…»^>26

Спустя несколько дней Баррас, довольный тем, что так легко отделался от этой истерички, сообщил «маленькому генералу», что тот назначен главнокомандующим Итальянской армией^>27.

Добившись своего, Жозефина объявила всем, что намерена выйти замуж за этого Буонапарте, имя которого парижане так плохо выговаривали, но чей пыл был ей так хорошо известен…

Адам и Ева были счастливы в Раю земном, но тут появился зверь…

Масиллон

9 марта 1796 года около восьми часов вечера в салоне мэрии 2-го округа, что на улице Антеи, скучали шесть человек.

Эти шестеро, собравшиеся у камина, были: Жозефина, Кольмеле (юрист), Ле Маруа (адъютант Бонапарта), Баррас, Тальен и чиновник отдела регистрации гражданских браков Коллен-Лакомб.

На улице шел проливной дождь.

– Надеюсь, что он не забыл, – прошептала Жозефина.

– У него много работы, – сказал в ответ Баррас. – Он готовится к отъезду в Италию. Сейчас ему предстоит немедленно решить бесчисленное множество вопросов.

Жозефина ничего на это не ответила, и во вновь наступившей тишине слышалось только потрескивание дров в камине.

О чем же она тогда думала, неотрывно глядя на огонь? Быть может, о той старой караибке из Фор-де-Франс, которая сказала ей, семилетней девочке:

«Ты выйдешь замуж за сверхчеловека и взойдешь на трон…»^>28

И от этих воспоминаний она, возможно, впала в меланхолию…

Ведь этот невзрачный маленький генерал, с которым ей предстояло этим вечером связать свою судьбу, вовсе не был похож ни на сверхчеловека, ни на будущего монарха…

И однако же она верила в это предсказание. Верила так сильно, что эта вера помогла ей перенести все невзгоды революционных тюрем.