А кроме того – этого он, естественно, любовнице не говорил, – его продолжало угнетать сообщение Жюно.

Он пришел бы в еще более дурное расположение духа, если бы узнал о том, что в Мальмезоне, который он купил, взяв деньги в долг, Жозефина начала разорительную перестройку, изображая из себя полновластную владелицу замка. По вечерам вместе со своим дорогим Ипполитом Шарлем она прогуливалась по аллеям, и запоздалые прохожие с Сен-Жерменской дороги часто видели их. Из-за маленького роста этого бывшего офицера они полагали, что гражданка Бонапарт гуляла в обнимку со своим сыном Евгением…

Одна из сердобольных соседок, увидевшая эту идиллическую сцену, быстренько вернулась домой, чтобы написать эти любопытные строки:

«С дороги видно, как вечерами при свете луны она в белом платье с вуалью ходит под руку со своим сыном, на котором надет черный или синий костюм, и это производит фантастический эффект: можно подумать, что это гуляют две тени. Бедная женщина! Вероятно, она думает о своем первом муже, убитом палачами Революции! Или же о том, кого ей дал Господь и кого в любой момент может лишить жизни шальное ядро. Как он там слушает мессу среди этих турок?»

Но мысли Жозефины были не столь благочестивыми. После прогулок она увлекала господина Шарля на большую кровать и занималась с ним «строительством довольно смелых пирамид»…

Между тем Бонапарт продолжал страдать и не зная этих подробностей. Изредка, наклоняясь над Полиной, с горящим взором он повторял:

– Почему ты не родишь мне ребенка? Я разведусь и сразу же на тебе женюсь…

Ибо, по его мнению, только ребенок от любовницы мог заставить его порвать с Жозефиной и дать ему душевный покой. Увы! Молодая женщина, несмотря на все его старания, не могла «оказаться в интересном положении», а недели шли…

15 июля Бонапарт узнал, что турецкая армия подошла к Абукиру. Собрав за несколько часов свои войска, он устремился к морю. Через шесть дней он с пятью тысячами солдат наголову разбил втрое превосходившего его по численности врага… О неудаче под Сен-Жан-д’Акром было забыто, популярность главнокомандующего восстановлена.

И тогда он решил воспользоваться этой победой, – возможно, последней, которую он мог бы одержать в Египте, – для того, чтобы отправиться во Францию, свергнуть Директорию и навести в стране порядок.

Не сказав никому ни слова, он начал готовиться к отъезду и, когда все было приготовлено, позвал Полину:

– Я знаю, что ты – славная женщина. Послушай. Я возвращаюсь во Францию, откуда приходят ужасные вести. Наши войска разбиты в Германии, в Италии, повсюду. Австрийцы и русские грозят вторгнуться в нашу страну. В Вандее снова неспокойно. В стране царят анархия и голод. Директория, состоящая из никчемных людишек и проходимцев, ведет Францию к гибели. Я должен ехать.

Полина зарыдала:

– Возьми меня с собой!

– Не могу. Не исключено, что я могу попасть в плен к англичанам. Ты должна оберегать мою славу. Представь, какой поднимется шум, если меня схватят с женщиной?^>80

Красотка плакала, умоляя его. Но Бонапарт был непреклонен. На следующий день, поручив Клеберу заботу о молодой женщине, он с несколькими друзьями тайно поднялся на борт «Мюирона»…

У оставшейся одной Полины теплилась единственная надежда на то, что в одну из последних страстных ночей, проведенных с любовником, «в ней осталось оплодотворяющее семя Бонапарта». Но увы! Неделя проходила за неделей, а желанных признаков все не было…

– Он будет сердиться на меня, – говорила она.

И она сожалела только об этом. Но бедняжка конечно же не могла себе представить, что именно бесплодие помешает ей стать императрицей…