Целых три месяца Бонапарт жил предвкушением того момента, когда он сможет обнять свою Жозефину. Для того чтобы приблизить к себе это столь желанное тело, он одержал победы, повергшие в изумление всю Европу…
В редкие минуты отдыха он писал жене полные страсти письма. Одно из этих писем приводим ниже. Читатель может лично убедиться, какие важные послания доставляли в Милан гонцы, рисковавшие своей жизнью:
«Я ложусь спать, моя маленькая Жозефина, с сердцем, наполненным твоим обожаемым обликому и огорченный тем, что так долго нахожусь вдали от тебя.
Бог мой, как я был бы счастлив, если бы мог присутствовать при твоем туалете, видеть маленькое плечико, маленькую белую упругую и очень тугую грудь. А в довершенье всего креольское личико с приложенным к нему носовым платком, ну до чего же хорошенькое.
Ты прекрасно знаешь, что я не могу забыть эти короткие посещения. Ты знаешь, маленький черный лес… Я покрываю его тысячью поцелуев и с нетерпением жду того момента, когда смогу туда попасть… Полностью твой.
Жизнь, счастье, удовольствие доставляешь только ты.
Жить в Жозефине это – жить в Раю.
Целую твои губы, твои глаза, твое плечо, твою грудь, все, все».
24 ноября, после блестящего подвига на Аркольском мосту, он объявил о своем приезде в Милан.
«Твоему мужу для счастья остается, – писал он, – лишь любовь Жозефины…»
Получив это письмо, Жозефина пожала плечами. Она уже собиралась ехать в Геную, где Сенат организовывал праздник во Дворце дожей, и поэтому приезд мужа не казался ей достаточным основанием для того, чтобы оставаться в Милане. И она уехала в сопровождении Ипполита…
26 ноября Бонапарт вышел из кареты, остановившейся перед дворцом Сербеллони. Движимый желанием, от которого каждую ночь он видел сладострастные сны, он бросился в покои жены. Но они были пусты.
– Где она? – спросил он появившуюся горничную. Та, потупившись, пробормотала:
– Мадам находится в Генуе!
Он внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Увидев офицеров, гвардейцев, дворцовую челядь, собравшихся для того, чтобы увидеть семейные огорчения самого знаменитого в Европе генерала, он крикнул:
– Оставьте меня, я устал!
Затем велел горничной позвать к нему Готье. Камердинер тут же примчался к нему, и Бонапарт спросил:
– Получили ли вы мое письмо?
– Да, мой генерал, мадам объявила нам о вашем прибытии.
– И все-таки она уехала…
– Да… в карете для путешествий…
– С кем?
– С Луизой Компуэн, ее компаньонкой…
– И больше ни с кем?
– Нет, с ней поехал и капитан Шарль…
Оставшись один, он написал Жозефине такое горькое письмо:
«Я приезжаю в Милан; я бегу в твои покои; я все бросил для того, чтобы увидеть тебя; сжать тебя в моих объятиях… тебя там не было; ты ездишь по городам в погоне за праздниками; ты удаляешься от меня, когда я приезжаю к тебе; ты больше не думаешь о твоем Наполеоне… Несчастье, которое я испытываю, беспредельно; я имел право не рассчитывать на него. Я пробуду здесь до 9-го числа. Не переживай; получай удовольствия; счастье существует только для тебя. Весь мир слишком счастлив, если он может тебе понравиться, а твой муж очень, очень несчастен…»
О Шарле он не обмолвился ни словом. Однако этот «маленький шут» все больше и больше начинал раздражать его. Решив отделаться от него, Бонапарт назначил его сопровождать Мармона в Рим.
Жозефина узнала об этом по возвращении из Генуи. Она бросилась в объятия Ипполита.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал!..
– Это приказ. Я – офицер и должен его выполнять…
Потерянная, полная отчаяния, она залила слезами лицо капитана, который с тоской позволял ей себя целовать.