Неподвижный Рав лежал в больничной палате в окружении наших ближайших друзей, и мы, начиная Шаббат, были абсолютно уверены в том, что он полностью поправится. Но все же где-то внутри я испытывал неописуемо глубокое чувство боли, видя этого сильного, любящего, могучего человека в таком беспомощном состоянии – по крайней мере, таким он мне казался с ограниченной перспективы моего видения. Мы подняли веки Рава, пока он продолжал лежать в постели в коматозном состоянии. В его глазах была пустота. Какой бы страшной ни казалась мне эта картина, я все же видел тепло, которое излучало лицо отца, и чувство уверенности наполнило меня.
Моя любимая мама обладает смелостью и состраданием, какими обладали величайшие библейские героини и праматери. Ее душа и доброта подобны ангельской. Она лучше всех в мире знает моего отца. Мать отказалась принимать то, что ей сказал нейрохирург. И не потому, что она все отрицала. Просто она знала, что за человек лежит в той палате. Моя мать пролила много горьких слез той ночью, но, несмотря на это, она успела позаботиться о комфорте и покое наших друзей. Часами она сидела в туалетной комнате, глядя через открытую дверь в больничную палату, чтобы удостовериться, что наши друзья смогли удобно расположиться на стульях возле постели Рава. Мое сердце было разбито. И все же я видел неописуемое величие. Оказавшись в ситуации, когда так нужна была помощь, моя мать поставила нужды других выше своих собственных.
Когда пятничное солнце на западе стало закатываться за горизонт, колоссальная энергия Шаббата проникла в комнату, и мы начали петь Леха Доди, знаменитый псалом, способный привлекать и удерживать прибывающую энергию, которую каббалисты называют Королевой Шаббата, – она является женским аспектом божественной силы.
Никогда до или после этой ночи мне не было так сложно петь Леха Доди. Я чувствовал абсолютную уверенность в учениях каббалы, верил в силу и величие своего отца и одновременно испытывал безутешную боль, которая щемила мое сердце и ранила душу – парадоксальное и противоречивое состояние, в котором я пребывал в тот момент.
Едва мы начали петь, мой брат Майкл и мать внезапно разрыдались. Я и сам рыдал так, что не мог выговорить слов песни. Но вдруг в середине этой древней мелодии что-то изменилось. Внезапно и необъяснимо в комнате повысилось настроение. Остатки надежды зашевелились в моем сердце.
Врачи оставались непреклонны, твердя, что мой отец останется «овощем» до конца жизни. Они проверяли анализы, записи. Повреждения мозга казались необратимыми.
Уже поздней ночью, около трех часов, Рав неожиданно пошевелил правой рукой. Он пытался провести ею по телу – это лечебная техника, которой он сам пользовался каждый день и которой обучал своих последователей по всему миру. Затем его губы зашевелились. Он что-то шептал, бормотал, но невозможно было разобрать ни единого слова. Затем внезапно Рав начал произносить молитву, а через минуту наши голоса слились в псалме Леха Доди. Прошло пять часов с того момента, как мы пели в первый раз, но таков Рав – он живет по своему порядку и расписанию, никогда не торопится.
Без слов понятно, что комната наэлектризовалась. Мы подняли веки Рава, но все та же пустота была в его глазах. Отец все еще находился в бессознательном состоянии. И несмотря на это, он отчетливо выговаривал каждое слово песни – таков путь каббалиста.
Никто из присутствующих не сомневался, что волей Рава случится чудо, и случится оно до окончания Шаббата в субботний закат. До самого утра и весь последующий день Рав был без сознания. Его мозг был поврежден настолько сильно, что доктора призывали мать принять решение об отключении аппарата жизнеобеспечения.