Паша задумчиво разглядывает татуировку на предплечье: карты, водка, нож. «Лазером выводить. Или дешевле наколоть сверху кельтский орнамент. Ну, кельты, немцы».

Яна тоже хвастается – на животе изогнутая линия, «знак благополучия».

– Я на героине была когда, хотела с дочкой поехать на море, – говорит Яна. – Совсем никогда не видела моря.

Сырье кончилось, деньги тоже, и Катя и Лида уходят воровать. Супермаркет через дорогу, очень удобно. Берут 5 кусков сыра – выбирают подороже, но в сумме до тысячи, чтобы без уголовной ответственности. Сыр тут же продают в маленький магазинчик напротив, где Катя утром брала сигареты в долг. Продавщица берет сыр без вопросов, отсчитывает полцены.

Еще в супермаркете Катя берет зеленые пинеточки – для племянницы.

– Как все начиналось? А никак. У нас соседка торговала маком – чеками по 10 рублей, – рассказывает Яна. – И попросила меня с ее дочкой на доставку съездить, проследить, чтобы та ничего из партии не взяла, себе не варила. А мне 15 лет, я даже не пила. Боялась начать колоться… Ну, Наташа перед конечным пунктом идет на хату с пацанами. И отщипнула мазик большой у чека. Я тоже начала просить. Парни такие: «Нет, нет, ты что». А Наташа говорит: «Пускай лучше один раз попробует». Сделала пять точек. С ног все пошло вверх. Успокаиваться начала. Потом добавили димедрол во второй раз… Наташка говорит: «Тебе пиздец, если узнаю, что кроме меня ты еще где-то колешься». Но я нашла, где колоться. В соседнем подъезде, Сережа, 30 лет. Там и употребляла. Ходила по квартирам, сахар одалживала, до 5 кг набирала и шла на рынок торговать. Он у меня 50 рублей берет, один чек мне делает, 4 себе оставляет. Потом поймали меня, припугнули лечением. Потом снова поймали, и я уже села.

…После рождения дочки Паша пьяный приходил, я скандалила. А мы с Лидой друг про друга знали, что зависимые. И однажды Паша с работы пришел, и Лида ему рассказала, что я колюсь. А потом Пашка сам начал колоться.

– Мне было обидно, что она на него орет, а сама вмазанная, – говорит Лида.

Они доброжелательно смотрят друг на друга. Как будто вспомнили что-то хорошее.

– Я буду ставить реакцию, – говорит Лида твер до. – Я сама.

– Я ставлю, – говорит Паша. – Вышла из кухни быстро.

– Сам иди к чертям.

– Да задохнись ты, овца тупорылая! Лида уходит в комнату плакать.

Реакция – самый ответственный момент в варке. Лида считает, что Паша переваривает, и крокодил получается слабым.

Комната Лиды совсем узкая. Диван, книжная полка. Донцова и Полякова, «Герой нашего времени», «Я – вор в законе», Дейл Карнеги «Как выработать уверенность в себе и оказывать влияние на людей» – зачитанная.

Тут же – фотоальбом. Листает.

Лида в моряцкой форме – в экономическом училище поздравляли мальчишек с 23 февраля. Пустырь, многоэтажки вдали, 15-летняя девочка в синем свитере свесила ногу с велосипеда. Тоненькая как тростиночка, Яна обнимает огромного Пашу. Паша смущается. Шашлык за городом, пиво и пацаны в траве. Родственники, застолье.

Я все пытаюсь уловить момент перелома. Гд е все поменялось. Но его нет. Люди на фотографиях счастливы.

Вот Лида, располневшая и гордая, скатывает с горки мальчика в желтом комбинезоне. Рядом хохочет светловолосая женщина с лупоглазой дочкой на руках.

– Это Тоня, подружка детства у меня была, – говорит Лида. – Варила тоже, приходила сюда постоянно. А умирала в больнице – менингит. От крокодила тоже. Уходила ведь без шапки, в тоненькой куртке… Я когда к ней приехала в последний раз, у нее нога опухла очень, она в пах кололась. Высохла вся, а такая здоровенькая была, видишь? А ее мать не хотела отпускать, мать ее бухает, так она через форточку вылезала ко мне. Приехали к нам, сварили, утром я ушла на работу, я тогда на рынке работала. Заперла ее. Паша должен был с деньгами приехать, выпустить ее… Потом знакомые ее видели в больнице уже. В реанимации очнулась, поела и умерла.