Лида методично отдирает корку от левого плеча, течет кровь. На плече был ожог. На кухне очень греет батарея, и в бессознательном состоянии к ней все «приваливаются и привариваются». У каждого от батареи уже есть несколько шрамов. Постелить на батарею тряпку, да все как-то не до того.

– Ты чем это колешься, Кать? – уточняет Лида.

– Смывы колю. С боков фурика намыла.

У Кати уходят вены. Руки уже исколоты до локтей. Катя то и дело снимает иглу со шприца и ковыряется внутри спичкой – вычищает свернувшуюся кровь. Матерится, краснеет.

– А в ногу что не колешь? – интересуется Яна.

– В ноги? Да вы че, никогда в жизни!

– Так вон из большого пальца вена торчит. Пошевели иглой там.

– Да где?

– Ты с «тропиком» колешься?

– Да.

– Смывы колешь?

– Я боюсь эти вены трогать, они лопаются.

– Если аккуратно, то возможно. Это с виду так. Катя начинает тихо плакать. Шприц трясется в руках.

– Паш, уколи Катьку, – просит Лида. Но Паша сначала вмазывается сам, а потом с полузакрытыми глазами начинает искать вену на руке у Кати.

– Вот эта ушла, а в эту не могу попасть, – объясняет Катя. – Паш, пиздец, она надувается!

– Перетяни жгутом, чтоб шишки не было, – говорит Паша и засыпает.

Катя перематывает руку и морщится.

– Вот так мне тоже парень задул, два дня с рукой ходила, температура 41. В 31-ю больничку зашла и в холле сознание потеряла. Ни тела, ничего не чувствовала. Рука раздулась, вскрывали. Руку спасли.

У Яны все получается мимо, и она устало приваливается к батарее. За окном быстро темнеет, валит снег.

– Паша говорит, что дома сможет перекумарить. Сидим иногда, мечтаем, громкие слова друг другу говорим. Вот в ноябре у него пневмония началась, чуть не помер. Начал глючить уже. Врачей в подъезде на коленях умоляла: «Заберите его в больницу». Не взяли. Про Танюшку с ним разговаривали, про все.

Сама Яна в начале зимы ложилась в клинику на детокс. Бесплатно детокс могут получить только состоящие на учете, за анонимность нужно заплатить 17 тысяч. На детокс в принципе лечь непросто – нужно сдать анализы, выждать двухнедельную очередь. Чтобы крокодильщик мог перенести ломку, его обкалывают барбитуратами: «Спишь неделю, просыпаешься – и ты уже как бы независимый». Но психологическая зависимость остается. Яна укололась сразу же, как вышла из клиники.

Программы избавления от психологической зависимости есть в областном реабилитационном центре. Но попасть сразу после детокса туда невозможно – нужно заново сдавать анализы, заново стоять в очереди. Поэтому после детокса дезоморфинщик возвращается обратно в притон. Без деятельных родных слезть практически невозможно. Родных у дезоморфинщиков, как правило, не остается. У многих не было и до начала зависимости.

При этом на все маневры у дезоморфиновых наркоманов есть год-полтора.

– Друзей никого не осталось, все померли, – гово рит Яна. – Человек 20 уже. А мы водой колемся, то есть разбавляем серьезно. Потому и живы еще. Три года жи вы, представляешь?

Перерыв. Курят.

– А вот «Битва экстрасенсов», – встревает Лида, орудуя шумовкой. – Что-то такое есть, раз показыва ют, да? Черноволосая такая, худая, которая всех побеж дает. Тоже зависимая, я же вижу.

Лида жарит вареную колбасу. Катя начинает прибираться: подметает тряпкой пол, стряхивает со стола пепел, приносит воду из ванной. На нее ворчат, ее гоняют. «Ну люблю я это дело: чистота, дисциплина, – ворчит по-хозяйски. – Что теперь?»

Яна разговаривает по телефону:

– Ольгин Андрюха умер. Про Андрюху слышала? Знаешь тоже. Да, да. С пьянки, говорю. Угу. Вот так вот. Кушать готовим. А че ты одна?