Воронцов целует мои губы, шею, ключицы. Не останавливается и опускается ниже, расстёгивая бюстгальтер и касаясь влажным языком затвердевшего соска. Одного, а затем другого, втягивая в себя и нежно покусывая. В этот момент меня будто током прошибает, а перед глазами всё плывёт от наслаждения. Я начинаю тихо постанывать, перебирая пальцами жёсткие волосы у него на затылке.

Словно почувствовав, чего именно мне не хватает, Глеб проскальзывает пальцами под резинку трусов и касается пульсирующего и требующего разрядки клитора.

— Ты мокрая.

— Ещё бы… Мне хорошо так, как ты делаешь.

Глеб рывком стягивает с меня трусики и, коротко поцеловав в висок, отстраняется. Без теплоты его тела мне становится холодно и начинает трясти будто при лихорадке. Он находит на тумбе презервативы, разрывает блестящую упаковку и снимает с себя боксёры, заставив меня широко открыть рот от удивления.

— Чёрт, Ник, прекрати смотреть на меня так, словно ждёшь пытки, — усмехается Глеб.

— Прости… Всё в норме, я готова.

У Воронцова красивый член: ровный, большой и широкий, с поблёскивающей от смазки головкой и тёмной кожей. Сейчас, при ярком дневном свете, я могу рассмотреть на нём буквально каждую пульсирующую венку.

— Разведи ноги шире, — произносит Глеб, надевая презерватив и раскатывая его по всей своей немаленькой длине.

— А можно закрыть шторы? — я вжимаюсь в подушку от стеснения.

— Ну мы же по-взрослому играем, мелкая?

Эти слова заставляют меня посмотреть на него с вызовом. Конечно, мы играем по-взрослому! Мне уже двадцать, и я сама могу распоряжаться собственным телом. Всё происходит по взаимному согласию. Мы слишком долго терпели.

Наверное, есть в этом что-то особенное, когда я развожу ноги шире и показываю себя Глебу. Щёки загораются ярким румянцем, а в ушах начинает шуметь, потому что взгляд Воронцова такой… нечеловеческий… Словно он дикий зверь, изголодавшийся по сексу, которого у него не было минимум несколько десятков лет.

— Как я и думал… — негромко говорит Глеб, концентрируя своё внимание на мне. — Красивая. Вся.

Я улыбаюсь в ответ на его комплимент и хочу что-то сказать в ответ, но он опережает:

— Потрогаешь себя?

— Ты… этого хочешь? — спрашиваю сипло.

Глеб не раздумывая кивает и проводит рукой по каменной эрекции, как это делала я несколькими минутами ранее. Это прекрасно и здорово накаляет и без того напряжённую обстановку. Я закрываю глаза, потому что мне стыдно до чёртиков, а затем касаюсь промежности, отмечая, что и правда слишком мокрая — пальцы буквально утопают во влаге. Прерывисто дыша, я массирую клитор, отчего ноющая пульсация внизу живота становится нестерпимой. Я заныриваю внутрь, поглаживаю себя и повторяю всё по кругу. Даже с закрытыми глазами я слышу, как Глеб шумно дышит, и чувствую, как он на меня смотрит... Предвкушает, пожирает взглядом. Я уже ласкала себя в душе, когда представляла нас с ним вместе. Теперь это не фантазии глупой девочки, а реальность, которая так сильно мне нравится.

— Хватит, — доносится до меня приглушённый голос Глеба.

Я прекращаю себя ласкать и открываю глаза, потому что он уже на мне — давит возбуждённой эрекцией между влажных складочек.

— Ты даже не спросишь, готова ли я? Успела ли я узнать тебя как следует? — подшучиваю, чтобы скрыть накатывающую волнами панику.

— Поздно.

Я выгибаюсь дугой, потому что он входит в меня медленным толчком. В попытке заглушить рвущийся наружу крик, я закусываю нижнюю губу до металлического привкуса крови во рту. Янка говорила, что это больно, но я не думала, что до такой степени — словно напополам разрывает. Глеб двигается во мне, замирает, всматриваясь в моё лицо, и слизывает с губ выступившую капельку крови.