– Подозреваю, ты вообще мало что видела в своей недолгой жизни. – Нордан склонился к моему плечу, зеркало равнодушно отразило его лицо рядом с моим. – Веди себя на балу прилично и не заигрывай с другими. Узнаю, что флиртовала с посторонними мужчинами… а я обязательно узнаю… или позволяла им какие-то вольности сверх предписанных этим треклятым этикетом, и в лучшем случае бедолаги отделаются парой-тройкой переломов.
Нордан повернул лицо ко мне, его дыхание коснулось моих волос и щеки. Шумный вдох отозвался зябкой дрожью.
– Нордан?
Пенелопа!
Мужчина резко выпрямился, обернулся к замершей на пороге девушке.
– Нордан, я понимаю, что вы с Дрэйком здесь хозяева, но всё-таки пока это моя спальня, – заметила Пенелопа.
– Я только на минуту заглянул, проведать мою собственность, – ответил мужчина. Слишком радостно, с фальшивой безмятежностью. – Не каждой рабыне предоставляется возможность посетить императорский дворец.
– А ещё нищим, рабочему классу, жителям провинции, многим даже вполне состоятельным горожанам, обедневшему дворянству… в общем, список тех, кто никогда не переступит порог императорского дворца, можно продолжить. На старых и новых территориях империи всегда было, есть и будет полно людей, которые не то что не окажутся во дворце, но даже никогда его не увидят, однако это не означает, что они…
– Пенни, будь добра, воздержись от лекции о равенстве людей. – Нордан глянул на меня через плечо. – Красивое платье, морской синий тебе к лицу. – И вышел.
Девушка покачала головой, пересекла комнату.
– Два года уже работаю в этом доме, но понять Нордана так и не сумела. Видимо, не стоит и пытаться.
– Они поэтому живут вдвоём? – спросила я тихо. – Нордан называл Дрэйка опекуном.
– Судя по всему, – подтвердила Пенелопа. – Дрэйк за ним приглядывает и уже довольно давно, однако, насколько мне известно, лишь некоторое время назад стал своего рода постоянным надсмотрщиком. Готова? Дрэйк ждет в холле.
Я встала. Отвыкла. От пусть и маленького, но всё же каблука на синих туфельках. От юбки в пол. От короткого, шуршащего вкрадчиво шлейфа. Ступать приходится осторожно, мелкими шажками. Пенелопа рядом и в её присутствии мне почти не страшно. Только волнение не унимается, подстегивает изнутри.
Сбегающие в холл широкие ступеньки под темно-красной ковровой дорожкой. Я остановилась на мгновение на лестничном пролёте, повернулась лицом к залу внизу. Услышав звуки шагов, Дрэйк поднял голову, посмотрел на меня. Сердце замерло вдруг на секунду и застучало быстрее. Вместе с Пенелопой я спустилась медленно в холл, чувствуя, как под пристальным взглядом мужчины внезапно стало жарко щекам. Кажется, и всему телу.
Элегантная чернота фрака, оттеняющая белизна рубашки, невесомая бабочка на шее. Легкая улыбка и сердце снова застыло в груди. Так странно и вместе с тем пленительно.
– Пенни передала, что ты отказалась от драгоценностей, поэтому я взял на себя смелость выбрать украшения, – начал Дрэйк и протянул мне плоский чёрный футляр. – Пенни описала твоё платье и…
– Не нужно, право, – перебила я.
– Сая, дамы на светских мероприятиях не появляются без украшений, – добавила Пенелопа. – Правда, некоторые обвешаны ими, словно ювелирная выставка на выезде.
Мужчина сам открыл футляр. Крупные белоснежные жемчужины кольцом и две поменьше. Скромно. Неброско.
И жемчуг вполне уместен для молодой незамужней леди.
– Я не могу…
– Это всего лишь простое украшение, – возразил Дрэйк.
Я нерешительно надела серьги. Мужчина взял браслет, отдал футляр девушке. Я подала левую руку, ощутила прикосновение прохладных гладких жемчужин к коже, обвившихся вокруг запястья.