Я возвела очи к небу, нервно хмыкнула и решила:

– Хорошо. Но имей в виду: если со мной что-то случится, то все видели, что я сажусь в машину с тобой, и твое лицо есть на камерах в салоне.

– Да безобидный я, честно. Поехали, так и быть, расскажу, как мы в обезьяннике ночью сидели.

– Эдуард, а ты никогда не думал начать карьеру стендапера? – закрывая багажник, пробурчала я.

– Не, я скромный, публики забоюсь.

– Ты? Скромный? – ахнула я.

Села за руль и наблюдала, как он садится на переднее сидение. Ноги не помещались, Эдуард осмотрелся, нашел рычаг, отодвинул сидение назад до упора и положил пакет на колени, скромно сложив на него ладони. Подумал и переложил пакет на заднее сидение, пристегнулся и счастливо выдохнул:

– Ну, слушай…

– В общем, Катюха, до отделения нас нормально довезли. Толковые пацаны попались, правильно нас скрутили, посадили в машину и повезли протокол составлять. По дороге, правда, эта плесень подзаборная снова нарывалась, чтоб я ему зубной состав двинул, но я, Катюх, сдержался. Потому что ну кто при ментах зубы считает, правда? Катя, а этот чепушила точно не твой?

– А если и мой? – заинтересовалась я.

– Засада. Надо было челюсть доломать. Он ко мне всю дорогу приставал, мол, к кому подкрадули подкатываешь, чтоб завтра тебя рядом с ней не видел. Я ему и говорю: слушай, малой, вот ты в курсе, у пингвинов колени есть?

А он завис и смотрит на меня как на идиота. Вот я его и просветил, что у пингвинов нет, и у него не будет, если он снова к тебе причапает, так вмажу – лося обгонит. Вот. А он оптимизма не терял и мне на ринг предложил выйти с ним. Я внес встречное предложение – встретиться за гаражами, не люблю я ринги. Зассал, прикинь?

– Угу, – сжав губы, чтобы не рассмеяться, кивнула я.

– Ну вот. Привезли нас, значит, в участок, а там дежурный мент с выпученными от бдительности глазами на меня смотрит и ржет. Я ему хамить не стал, ну, при исполнении же вроде, но харю себе срисовал на всякий случай. Вдруг он мне где в другом месте попадется, там я ему и скажу все, что я о нем думаю.

Пока протокол составляли, к нам все отделение забежало на меня глянуть, глаза у всех как у мопсов, я уж собрался автографы раздавать, но в мусарне это опасно, потом мне под мой автограф столько дел пришьют, что сидеть я буду три пожизненных. Я поэтому скромно улыбался и показания давал. Объяснил все чин чинарем, как было, рассказал. Сказал, что за женщиной классной ухаживаю, мол, пришел, красиво спел серенаду под окнами, днем, в разрешенное время, а этот заботливо-агрессивно мне помешал. В общем, Катюх, всем отделением ржали, а потом меня отпустили с миром, но нафиг. Сказали больше не попадаться.

– Ясно. И куда ты ночью пошел?

– Интересно, да? Катерина, у меня никого нет, честное слово, – Эдуард приложил ладонь к груди, снял очки для убедительности и захлопал длинными ресницами. – Вообще, Катерина, женщины такие коварные существа. Разведут на интим, а потом исчезают, даже борща не сварят.

– У меня для тебя плохая новость, Эдуард, – проглотив смешок, выдавила я.

– Ой, не надо. Я в постели Аполлон!

– Две плохие новости, – не сдержалась я, – ты статую Аполлона видел?

– Че мне на нее смотреть? Еще я мужиков не разглядывал.

– А ты посмотри, любовник-гладиатор, – посоветовала я.

Эдуард достал из кармана старенький смартфон с разбитым экраном, что-то напечатал, присмотрелся, увеличил и выдал:

– Они там богов совсем не уважали, да? Это ж надо такую закорючку прилепить вместо нормального агрегата! Никакого уважения. Я бы за такое тоже Помпею спалил. Катя, мамой клянусь, я не Аполлон. Хочешь, сама проверь!