Только не сейчас!

Но пиву было плевать. Отвернувшись, Ким согнулся пополам. Молодая пара шарахнулась, как от прокаженного. Кима рвало, и он краснел. Краснел от стыда.

Девушка протянула руку.

– Возьми платок.

Багровый от стыда, Ким вытер рот, хотел было протянуть платок обратно девушке, но вовремя спохватился, скомкал, сунул в карман.

– Извини, кмх, ты мне просто понравилась, и я подумал, что, если ты уйдешь, а же не найду тебя. Город не маленький, – произносил Ким, глядя в зеленые спокойные глаза, и сам удивлялся своей смелости, что вот так, в первый раз он бросился за девушкой. Наверное, это играло в нем выпитое пиво, а может быть, и не пиво вовсе, а эти ее стоптанные угги, дурацкая куртка. Была бы она одета менее небрежно, скажем, в элегантное пальто, и на плече бы у нее висела кожаная стандартная сумка, а не это жёлтое страшилище, то Ким бы наверное постеснялся бежать за ней.

– Ну давай познакомимся, я Женя.

– Ким.

В Питер Женя приехала всего пять месяцев назад. Приехала поступать на медика. Квартиру, которую удалось снять более или менее подешевле, находилась в часе езды от места учебы, потому каждый день Женя тратила на дорогу приличное время. Для нее, как и для многих людей, метро стало отдельным миром. Поначалу глазея на всех огромными глазами, на стороннего наблюдателя эта худенькая девушка производила впечатление птенца, выпавшего из гнезда. Со временем девушка научилась тратить время поездки с пользой, порой ей даже удавалось в метро подготовиться к лекциям.

Жене город не нравился. Не нравилось серое небо, которое все время давило на виски, не нравились вечные слякоть и грязь, и девушка, словно сопротивляясь природным явлениям, впрочем, осознавая, как это глупо, носила свои любимые угги, которые к вечеру часто промокали и приходилось сушить их на трубе. Она скучала по снежным, трескучим морозам Сибири; утешало лишь то, что учеба на медсестру займёт всего три года. А это не так много. И она вернётся домой.

Женя снимала двухкомнатную квартиру с такими же первокурсницами, как и она сама.

В субботу девушка хотела отдохнуть, однако накануне учебник по анатомии попросил одногруппник, сказал, что подготовится к семинару и в пятницу вернет. Но в последний рабочий день недели он не явился на пары и на сообщения не отвечал. Написал только в субботу утром, прости, мол, с друзьями загулял, лежу, сил нет никуда выйти. А в понедельник семинар.

Назвав парня кидаловом, что вполне справедливо, Женя, скрепя сердце написала, что приедет в общежитие.

Так, субботним днем ей пришлось ехать за учебником.

Он сразу привлек ее внимание. Худощавый, с изможденным лицом. В черном пальто, джинсах и черной рубахе он выделялся среди обычных людей некой невидимой обречённостью во всем его образе: в повороте головы, в движениях рук, в беспокойном взгляде. В том, как сутулил плечи. Хотя внешне он выглядел вполне адекватным и спокойным, можно было заметить, как порой он останавливал свои карие глаза на ком то входящем, как обострялись черты его лица, как кадык начинал нервно двигаться, затем лицо его искажала болезненная гримаса и он ронял глаза в пол, не поднимая их больше на того человека, который вызвал в нем ворох эмоций. Казалось, что он видел что–то такое в человеке, что было ему не приятно.

Он вызывал желание погладить его по вихрастой, густой шевелюре. Встретившись с ним глазами, она отмечала, как он быстро переводил свой взгляд, сжимал челюсти, и на щеках обозначались нервные желваки.

«Невротик какой–то», – заключила Женя.