Проголодалась – добро пожаловать на кухню.

– Что приготовлю, то и едим, – пожала плечами Василиса. – Сейчас пост, с мясом возиться не надо. Хорошо.

Рома недовольно повёл плечами, ему очевидно, хорошо не было. Я посмотрела на Вову ещё раз внимательно. Истощённым он не выглядел, бледность вызвана недомоганием, но проверить показатели крови не мешает.

Хорошо, если он до сих пор на грудном вскармливании, пусть немного, но хоть какие-то полезные вещества остались в материнском молоке.

Ох уж эти фанатики, не только религиозные, любые!

Чем какие-то староверы отличаются от сыроедов, солнцеедов, радикальных вегетарианцев, если в итоге голодают их дети? Мысль о детском доме слишком кардинальная, но в идеальном мире я бы точно забирала детей у таких людей.

– Вова на грудном вскармливании ещё? – решила я уточнить, заодно может удастся выяснить, где мать этой троицы.

Отец работает, понятно, но мать… чем таким занята она, что дочь готовит, сидит с ребёнком, сама идёт в больницу, вызывает врача. Не похоже, что в доме нет женской руки, слишком чисто.

По идее я не должна осматривать несовершеннолетнего без присутствия законного представителя, но многое «по идее» пришлось забыть в этом месте, начиная с собственных желаний, амбиций, заканчивая будущим.

– Не-е-ет, – округлив глаза, шепнула Василиса, посмотрев на меня, как на безумную.

У них запрещено детей кормить грудью?

Кто знает, щедра земля на чудаков.

– Василиса! – вдруг громыхнул густой мужской голос, зычный, такой, что я подпрыгнула от неожиданности. – Что происходит? Кто это? – просверлил меня взглядом стоящий в комнате мужчина.

Как подошёл – не услышала.

Не слишком высокий, но в сравнение с моим ростом метр шестьдесят довольно внушительный. Широкоплечий, широкоскулый, такой… основательный какой-то, как огромный боровик.

Волосы светло-русые, борода с рыжеватым отливом, кисти рук большие, выглядывающие из-под тёплого свитера крупной вязки, обыкновенные джинсы.

– Медичка это, – отозвался Рома. – Мы пустили, тётя Люда сказала – можно.

– Вова заболел, ветрянка у него, – сказала Василиса. – Я врача вызвала из нового ФАПа – будто в селе был старый.

– Надежда Андреевна, – представилась я. – У вашего сына действительно ветрянка – неприятное заболевание, но течение болезни лёгкое. Лечение я расписала, – протянула листочек, где подробно расписала какие препараты принимать, в каком случае, чем смазывать везикулы – пузырьки на коже.

– Митрофан… Яковлевич, – представился зашедший, взял листок, демонстративно проигнорировав протянутую руку, отказавшись пожать. – Это всё?

– Пока всё. Осмотр через несколько дней и по состоянию. В ФАПе есть телефон, очно оформлять вызов не обязательно, можно вызвать через амбулаторию или ЦРБ, я приду сама.

– Ладно, – кивнул Митрофан Яковлевич, сжав недовольно губы.

Какой же он… недобрый какой-то. Правда смурый. Встретишь такого один на один, до смерти испугаешься.

Бирюк бирюком.

– Вот это – названия лекарств, они в аптеке продаются. Обязательно нужно купить, – невольно я бросила взгляд на ряд икон в углу на специальной подставке. – В аптеке, – настойчиво повторила. – Понимаете?

Когда-то я проходила практику на скорой помощи. Бабушка одного из маленьких пациентов в течение недели прикладывала икону к его лбу вместо того, чтобы слушать врачей. В итоге малыш умер в реанимации – диабетическая кома.

Бабка была обычной неофиткой, скорее суеверной, а не православной, попросту безграмотной, чего ожидать от этого человека, я не представляла.

Ни игрушек в доме не видно, ни жены, дети по струнке ходят, сам смотрит как на врага, словно это я заразила его сына, а не пришла оказать помощь.