– Как ты? Где ты? – Макс сыпал вопросами, а я готова залезть под матрац.

Ну не готова была я его видеть. Особенно сейчас. Когда в душе и в башке такой бедлам. Представляла себе, что приеду домой вся такая успешная, уверенная в себе, по моде одетая. Причёска, макияж, педикюр, маникюр все дела. Он обомлеет и признает, как был не прав. А что сейчас? Жалкое, замученное, местами испуганное существо.

– А какое отношение эти вопросы имеют к данному делу? – нахожу в себе силы и отстранённо, почти чопорно отвечаю вопросом на вопрос.

Макс в удивлении вскинул бровь и хотел, что-то ответить, но тут наконец-то отмер следователь.

- Да-да, Максим, – заговорил он, – Время ограничено, так что давай вернёмся к делу.

Мужчина подошёл к Максу и похлопал по его бедру папкой, показывая тем самым, чтобы тот подвинулся.

Вопросы. Испытывающий с прищуром взгляд Макса. Смотрит будто пытается, что-то увидеть и злится, от того, что этого, чего-то не видит. Я молодец. Выдержала и не сбилась. Даже душу и мысли привела в некое подобие порядка. Не так уж и сложно, как оказалось. Главное выкинуть всё лишнее и поверить в своё враньё.

– Ну вот, собственно, и всё, – следователь хлопнул ладонью по исписанным листам, лежащим на папке, – Сейчас напишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано». Потом дата, подпись и дело закрыто.

– Закрыто? – встрепенулась я.

– Да. В связи со смертью подозреваемых. Со второй пострадавшей стороной вопрос тоже решён. А вы против? – нахмурился следователь.

– Нет-нет, – отвечаю поспешно, – Просто удивилась быстроте. А так нет, не против. Где говорите подписать?

– Вот и ладно, – улыбнулся Николай Иванович, как только я подписала, что следовало, – Вот и славно. Максим, ты со мной или задержишься?

– Задержусь, – ответил он, не сводя с меня глаз, – Столько лет с сестрой не виделся.

– Хорошо, – следователь отвечал уже от дверей, – Не забудь, что и тебе есть, что подписать, – хлопнул по своей многострадальной папке и скрылся за дверьми.

А я осталась один на один со своим прошлым. Макс. Макс был рядом и мои чувства вновь сошли с ума. Как же было логично и хорошо, когда он был далеко. А теперь. Теперь я не знала, что сделать, как поступить. Мало того, я не могла понять, что конкретно сейчас к нему ощущаю. Обиду? Злость? Любовь?

Нет, пожалуй, той любви уже нет, но и обиды и злости тоже. В некоторой степени радость от встречи, досада от несбывшегося фурора, чуток безразличия и капля предвкушения. А ещё усталость и раздражение.

«Не вовремя. Как же он не вовремя».

– А ты изменилась, – задумчивым голосом Макс прервал затянувшееся молчание, – Почему родителям не звонишь? Мать переживает.

– Ты тоже, – выдавливаю из себя, – изменился.

И это было правдой. Рослый красавец шатен стал, более крепким, что ли. Мужественным. Черты лица потеряли угловатость. Только пухлые губы и карие глаза остались неизменны. Так же изображают ухмылку, улыбку, досаду и злость. Более сдержано, но всё же.

– Я устала, – добавляю, – и хотела бы прилечь.

– Уже гонишь? – ухмылка.

– Да, – честно отвечаю и получаю хрипловатый смех собеседника.

– А раньше бы ты начала сбивчиво отрицать, – прокомментировал он мой ответ.

– Теперь, не раньше. И не старайся увидеть меня прежнюю.

От нахлынувшего из-за смеха Макса негодования соскакиваю на ноги и тут же, скривившись от боли, вновь опускаюсь на кровать. Возобновившаяся от нещадного обращения, боль в лодыжке и свежая рана ещё ночью доставляли дискомфорт, но тогда хоть обезболивающие действовало, теперь же действие прошло, и они в полной мере дали о себе знать.