Я же больше никогда не услышу его голос…

Самое страшное – это осознание слова «никогда». Никогда больше не насмешит своей идиотской шуточкой, никогда больше не выбесит безапелляционными требованиями, никогда больше не скажет «малыш». Никогда. Больше. Не. Кошмарные слова, выворачивающее внутренности, до тошноты, до истерической икоты.

- А знаете, на прощании гроб почему-то был закрытый… - ветер донес шепот из-за спины, и я поежилась, и от холода, и от неприятной правды.

Гроб был закрытый – это да.

Там, в небольшом «прощальном зале» погребальной конторы, организованном на западный манер, на постаменте гроб стоял закрытым. Ибо страшно, так страшно, что ни один postmortemгример не справится.

Когда я приехала на опознание… черт, как же мерзко об этом думать… Да, тогда я его увидела. Увидела то, что от него осталось. Нет, ЭТО уже не было Сашкой. Манекен из ужастика. Муляж, но никак не некогда живой человек.

Первой реакцией было отрицание, а потом… Потом накрыло по-настоящему.

Мертвецами меня не напугать. Практика в морге отучила бояться. Повидала я всякие случаи, были и после насильственной смерти, были и немытые бомжи, на них, кстати, чаще всего и разрешали тренировать руку – все равно некому опротестовать. В общем, дело было не в запахе. И даже не в рванных ранах на лице, почти откушенной шее и разодранной одежде, бурой от засохшей крови. Нет, дело было в том, что в этом остывшем месиве из плоти все еще угадывался мой Сашка.

Прежде чем перед глазами потемнело, мозг успел зафиксировать и проанализировать детали. Судя по состоянию, нанесены при жизни. Фатальной скорее всего оказалась рана на шее, задеты главные кровеносные сосуды. Нанесены острыми предметами, не ножом, а… когтями. Крупными. Ран от атаки медведей я не видела на живую, но что-то такое припоминала.

Потом так и сообщили «скончался в результате нападения крупного хищного животного». Несчастный случай, нашли в лесу. Рядом несколько имений богатеньких буратин, побогаче нас с братом. Видимо кто-то из них дома держал медведя, ведь в тех лесах они давно перевелись. Или может забрел какой шатун. Не ясно, не выяснено. Идет следствие.

Почему-то я была уверена, что следствие ни к чему не придет. Уж больно подозрительно бегали глазки у отчитывающегося полицейского, а у меня не было связей Сашки, чтобы умело надавить. Это он всегда решал такие вопросы, я же… Черт, я же теперь без его поддержки, без знаний всех этих маневров.

- Алисонька, пойдем, тут машина рядом. Сейчас в тепло сядешь, а то руки совсем ледяные.

Руки и вправду были ледяные, как и сердце.

Подхватила меня какая-то тетка, кажется дальняя родственница, что-то вроде Матильдымелькало на задворках сознания.

- Тетушка Мати сейчас обо всем позаботиться…

Точно, Матильда. Сашка ее еще называл Мати-Хвати, за непрекращающиеся попытки прибрать нас и наше состояние к рукам. Мы ей, конечно, вряд ли были нужны, а вот дом и счета в банках – вполне. Вроде брат говорил, что ей хватило наглости опротестовать завещание, но семейный адвокат встал на нашу сторону и отбил все нападки.

Жаль, что Эдуард Альбертович скончался в прошлом году. Наверное, мне было бы легче видеть хоть одно знакомое и приятное лицо. Как и любой нормальный юрист он был еще тем скользким типом, но нашим скользким типом, в этом все дело.

За наследство я не переживала, даже моя логическая часть. Брат в своей практичности давно сделал два завещания – от моего имени все оставлял себе, от своего – мне. В случае нашей незапланированной общей кончины – благотворительному обществу по защите животных. Иронично, но факт. Так что Мати ничего не светило, от слова «совсем».