Сашка решил стать искусствоведом, я же хирургом. Оба выбора неожиданные, плохо поддающиеся какому-то обоснованию, кроме классического «хочу». Что примечательно, ни один из нас ни разу не пожалел о своем решении. Насколько бы сумбурными не были бы прочие области жизни, особенно личной, карьера была величиной постоянной для «двинутых Крейнов». Сашка с упоением отдавал всего себя любимому Ренессансу, я с не меньшей маньякальной одержимостью – резанью людей. Да-да, черный юмор мне был присущ с раннего возраста, а проф деформация только углубила и без того специфический подход к осознанию действительности.
Пожалуй, в этом была особая прелесть, очередная грань нашей игры в жизнь – мы активно изображали нетипичных представителей наших специальностей. На Сашку всегда смотрели, как на старшего, правильного, ответственного, серьезного. Да, он и был таким! Когда дело касалось моего воспитания или его работы. Во всем остальном… Знали бы они, какой оторвой он становился в свои редкие выходные…
Вот такой вот сухарь-искусствовед и девочка-конфетка со скальпелем в руках.
Ну да, я же всегда была «воздушной девочкой», с обманчиво хрупкой внешностью, большими, наивными глазками и мягкой улыбкой. Вот уж точно образ романтической барышни! Рот открывала пореже, чтобы не создавать у общества когнитивный диссонанс, поэтому к сомну моих достоинств чаще всего добавляли «скромница наша». Во-первых, точно не их, во-вторых, из скромности во мне было… Да мало, что было.
Воспитание и манеры были лишь результатом того, что Сашка очень доходчиво умел объяснять последствия.
Последствия аварии родителей. Последствия того факта, что они нам оставили немаленькое состояние. Последствия принятия «вдруг» объявившихся дальних родственников. Последствия любой моей истерики или каприза. Последствия плохих оценок. Последствия даже клочка правды о нашей жизни. Мы хранили свои большие и маленькие тайны ото всех, пряча правду на самом видном месте. По сути, мы оба являлись крайне асоциальными личностями, зацикленными друг на друге, умело притворяющимися «нормальными людьми». Он защищал меня, я защищала его, вместе мы были непобедимы.
До того рокового дня.
- Малыш, я отъеду ненадолго. Возможно, буду поздно, не скучай.
Ага, это он умел, вплести в одну фразу два несовместимых понятия – «ненадолго» и «поздно». Впрочем, меня подобное не удивило. Сразу стало понятно, что у брата завелась новая пассия, тогда подумалось, что может хоть на этот раз что-то посерьезней двух встреч в неделю с необязательным сексом и обязательными подарками к памятным датам и праздникам. К его дежурным девушкам я давно привыкла, вернее к их абстрактному образу. Он никогда нас не знакомил, предпочитая не смешивать семью и «релаксацию». Так что для себя я давно определила – кого первого приведет в дом, та и будет настоящей.
Увы, в дом он ее так и не привел. Стал пропадать все чаще, возвращался все с более шальными глазами и глупой улыбкой, но упорно держал на расстоянии от меня. Почему? Спрашивала, много раз. Сашка только загадочно улыбался и лепил ничего не стоящие отговорки.
Стеснялся меня? Своей девушки? Неа, не верю. Меня он сам воспитывал, так что стесняться не позволило бы самолюбие, то же и про девушку – раз выбрал, раз стал относиться почти серьезно, значит было за что. И все же не знакомил.
В последний раз я насела на него как раз накануне… накануне. Вот уж воистину – в последний раз. Мы даже немного поругались, не так что бы сильно, но осадок остался. Последний разговор с братом на повышенных тонах. Пусть и в нашем стиле, с обоюдными подколками и морем двусмысленных шуточек, но все же не тот разговор, что хотелось бы запомнить.