– Расскажи.

– Тебя это возбуждает?

– Немного.

– Мы говорим о моей сестре.

– О’кей. Расскажи всего одну маленькую историю.

– Все-таки все мужчины – извращенцы.

– А женщины нет?

– Так уж и быть, Чарли. Одну историю.

– Чарли?

– Сама не знаю, почему я так тебя назвала.

– Ладно, давай рассказывай.

Ребекка лежала на спине, подложив руки под голову – худенькая, изящная, немного похожая на мальчика. Их поселили в так называемом “чулане”, единственном месте в доме – кроме спальни Сайруса и Беверли, – где стояла двуспальная кровать. Когда-то это была гостевая, но выяснилось, что всякого хлама у Тейлоров больше, чем гостей, и этот хлам жалко выбрасывать. А в крайнем случае сюда вполне можно было поместить и редкого гостя – с соответствующими извинениями.

Выхваченные из темноты вирджинской луной, у дальней стены виднелись три пары лыж, зачехленная швейная машинка, груда картонных коробок, помеченных “Xmas”[8], и целая коллекция разнообразных предметов, требующих починки и смиренно дожидавшихся теперь своего часа: устрашающе розовое бюро с ящиками без ручек, стопка старых стеганых одеял, облупившаяся гипсовая статуя святого Франциска, которой полагалось стоять на лужайке перед парадным крыльцом, и тропическая рыбина (марлин) на подставке (она-то как, а главное зачем тут оказалась?); на полке под самым потолком чернел глобус, похожий на погасшую луну, который мог бы уютно светиться, если бы кто-нибудь удосужился купить и ввернуть специальную лампочку. И это не считая прочих – невидимых – вещей и вещиц, томившихся, как души в чистилище, по пыльным углам, куда не проникали робкие заоконные лучи.

Кому-то – возможно даже большинству – эта комната, а вместе с ней и весь жизненный уклад Тейлоров, могла бы показаться несколько угнетающей. Но Питер был очарован. Тут его окружали люди слишком занятые (учениками, пациентами, чтением книг), чтобы поддерживать идеальный порядок. Тут предпочитали устроить вечеринку на открытом воздухе или ночь напролет играть в какие-нибудь игры, нежели драить зубной щеткой кафель на кухне, притом что – нельзя было этого отрицать – немножко внимания кафелю бы совсем не помешало. Это был мир радикально не похожий на тот, в котором вырос он сам: с мертвой тишиной по ночам, ужином, который заканчивался к половине седьмого, и надо было как-то убить четыре с лишним томительных часа, прежде чем можно было наконец отправиться спать.

А тут рядом с ним лежала Ребекка, для которой находиться в этом доме было так же естественно, как для русалки – на затонувшем корабле с сокровищами.

– Итак, – сказала она. – Однажды, когда я училась в десятом классе…

– А Джули уже заканчивала…

– Да. Родители вечером куда-то ушли, а я где-то болталась с Джо…

– Твоим бойфрендом?

– Угу. И мы с ним поругались.

– Скажи, а ты с ним спала?

Ребекка изобразила оскорбленное достоинство.

– Мы любили друг друга.

– Значит, спала.

– Да. Начиная с лета после первого курса.

– А ты обсуждала ваши отношения с подругами? Перед тем, как?

– Конечно… А может, тебе интереснее послушать про нас с Джо?

– Нет, это уж будет совсем дико… Возвращаемся к Джули!

– О’кей. Джули была уверена, что в доме никого нет. Сейчас я уже абсолютно не помню, из-за чего мы поссорились с Джо, но в тот момент это казалось чем-то невероятно серьезным. Я взбесилась… В общем, мне казалось, что это конец, и я с ужасом думала, как я могла потратить лучшие годы своей юности на этого придурка… Короче, я вошла в дом и сразу же услышала эти звуки.

– Какие?

– Такое постукивание… Кто-то как будто топал ногой на террасе.