– Ты… Мухтара спас? – вытаращился я, а рука так и застыла с картошкой на вилке в воздухе.

– Да чего уж теперь вспоминать, – поморщился Жора и торопливо смахнул накатившую слезу. – Не жалею ни о чем… Дай бог и сам выкарабкаюсь…

Глава 2

– Ты Мухтара собой закрыл? – будто не веря услышанному, переспросил я, нахмурившись, а самого пробрало до глубины души. Вот тебе и алкаш, оказывается, он Муху спас.

– Что было, то было! – отмахнулся Жора и делано попытался натянуть уголки губ вверх.

Улыбка далась ему с трудом, но он быстренько сунул себе в зубы сигарету и с задумчивым видом закурил.

– Не куришь? – опомнившись, предложил он мне открытую пачку.

– Не-а.

– Ну и правильно… я тоже бросаю, уже лет сорок как… Все бросить не могу, а сейчас, с такой жизнью, и смысла не вижу завязывать.

– Слушай, Жора, – я положил ему руку на плечо. – А что там у тебя со здоровьем? Я понимаю, что ранение, а конкретно? Что врачи говорят?

– Да что они могут сказать? Время, мол, лечит… Нет, я против эскулапов ничего не имею, да только они коварные – спрашивают, где болит, а потом давят туда.

– Прогноз-то какой? – допытывался я.

– Жить буду, и слава богу.

– А ходить? Хромота пройдет?

– Этого они не знают. Представляешь, врачи сами удивились, что я вообще на ноги встал. Но как от кровати оторвался, так сразу выпнули, то есть выписали.

– Короче, Георгий… – проговорил я. – Тебе на работу надо, иначе скиснешь – верно тебе говорю. Опять же, двигаться будешь, может, и недуг пройдет.

– Да куда я пойду? Я же только с собаками управляться умею, а в грузчиках теперь не потяну.

– С собаками, говоришь? – я крепко задумался. – А если я тебе такую работу организую, с собаками…

– Это как?

– Пока сам еще не знаю, но есть пара мыслишек, нужно разузнать и почву пробить. Сообщу, – я услышал Жорин вздох, глянул на него и увидел, как он горько и мелко кивает – не очень-то мне верит. И добавил: – Это не разговор по пьяной лавочке, я серьезно.

– Ну, если срастется, я, Саня, по гроб жизни тебе благодарен буду, – Жора проникновенно ударил себя кулаком в грудь.

– Рано пока благодарить, а вот с горькой придется подзавязать. Давай приходи в себя, постригись, марафет наведи. В человека обратно превращайся. Сам знаешь, что собаки пьяниц не жалуют.

– Знаю, – повесил голову Ершов. – Одна радость в жизни осталась, и как не пить?

– Тебе что важнее? Заливать горе или жить без него дальше? Радость тебе заменим на настоящую, когда при деле будешь – не до выпивки окажется. Ну и с собаками заниматься надо будет, как ты и любишь.

– Слушай, а точно с собаками? Не окажется потом, что дворником каким-нибудь или сторожем-вахтером?

– Мы же коллеги… Специальность у тебя для нашей области редкая, не хочу, чтобы ты свои знания зарывал. Да и дворником тебе здоровье не позволит. Кстати, о здоровье, ты мне свои диагнозы тоже приготовь, собери бумажки все, что врачи написали. Покажу знающим докторам.

– А есть у нас такие? – снова скептически прищурился тот.

– Найдем, – уверенно кивнул я, а про себя подумал, что понятия не имею, как тут с местным здравоохранением дела обстоят, но ведь что-то делать с Жорой действительно надо. Если он стал ходить, значит, не все потеряно и прогресс все же возможен. Нужно просто знать, в каком направлении и как двигаться.

– Да меня в Москве, в госпитале ведомственном, не выходили, а ты говоришь, местные врачи…

– Ты не спорь. Собери все, на днях заеду – и определимся и с работой, и с больничкой. А пока переходишь в режим трезвления. Понял?

– Угу… Спасибо, Саша…

– Не за что пока. Ладно, я пошел, телефон твой записал. Вот тебе тоже мой рабочий, – я протянул клочок газеты с циферками, – звони. Если что.