Удивительно, я считала Кокордию ужасной ворчуньей, а оказывается, это она так «радуется».

Внезапно кто-то со всей силы затарабанил в дверь.

— Нейра Олетта!

— Что случилось? — Костадин первым шагнул к двери и потянул за ручку.

На пороге показался запыхавшийся мужик в сбитой набок шапке. В расстегнутом вороте куртки виднелась тяжело вздымающаяся волосатая грудь.

— Нейра Олетта, вас просят поторопиться! И вас, нейт Костадин.

— Да в чем дело? — ступор схлынул, и я поднялась на ноги.

Ни минуты покоя.

— Весть дурную получили! — Мужик сорвал шапку и со страдальческим видом прижал ее к груди. — Вот и поплохело нейре Кокордии.

15. Глава 9. Сердце бабушки

— На монастырь Пресветлой Матери, в котором вы, нейра, воспитывались, кто-то напал. Разграбил и сжег его, представляете?! Одни голые стены остались, — торопливо рассказывал слуга, пока мы неслись по коридору. — Гента поехал туда по поручению нейры Кокордии, чтобы настоятельнице весточку передать. Пусть, мол, не волнуется, наша Олетта уже дома и с ней все хорошо. А вместо этого попал на пепелище.

— Кто посмел совершить такое?! — взревел Костадин.

— Да разное говорят…

Мужик распахнул дверь в покои графини, и я залетела внутрь. Живот скрутило от страха, но сначала помочь старушке Коко, а потом уже выяснять детали нападения на монастырь.

Кокордия, охая и держась за сердце, полулежала в глубоком кресле. Седые букли растрепались, белый воротничок платья сбился. Над ней хлопотала Дафина, прикладывая к губам бабушки стакан с водой.

— Где болит? Сердце? — я сразу нащупала пульс на запястье.

— Ох-хо-хо, — сокрушалась Кокордия. — Как они могли? Ничего святого у этих нелюдей!

— Бабушка! — Костадин с широко распахнутыми глазами метался туда-сюда. — Чем тебе помочь?

Рядом пускала слезы младшая сестренка Олетты. По щекам катились крупные прозрачные горошины и падали на ковер под ногами.

— Не мельтешите! — прикрикнула я. — Конечно, пульс зашкаливает. Так и думала.

В подушечки пальцев неистово билась лучевая артерия. Пульс частый, сильный, там и давление подскочило — я это ощущала ясно.

Многие отмечали, что у меня глаз-алмаз, а еще сверхчувствительные руки. Не пользуясь тонометром, я определяла давление почти без промаха.

— Слушай меня внимательно, бабушка. Сначала делаешь медленный вдох, считая до четырех. Вот так…

Хорошо, что она быстро сориентировалась и взяла себя в руки.

— Теперь на четыре счета задерживаешь дыхание. Ага, хорошо. И так же медленно выдыхаешь. Давай. Один, два, три, четыре.

Этому методу уже сто лет в обед, я о нем узнала, будучи студенткой. Он работал, когда под рукой не было таблеток, а у меня в последние месяцы сердце шалило чаще обычного.

Надо было слушать Давыдян.

Я представила, как подруга плачет над моим бездыханным телом, вытирая крупные слезы цветным платком, и приговаривает: «Допрыгалась, Анатольна!»

Тьфу! Фантазия разыгралась не к месту.

Кокордия успокоилась и медленно, размеренно дышала, пока я контролировала ее пульс.

— Теперь давай попробуем нежно помассировать глазные яблоки. Закрой глаза… Нежно, бабушка, не надо вдавливать их в черепную коробку.

Я на самом деле очень испугалась, лет-то ей уже немало. Нельзя допустить, чтобы Кокордия упала с инфарктом или инсультом.

— Сестренка, смочи платок холодной водой и оботри бабушке лицо.

Дафина кивнула, полила кусочек ткани водой из графина и выполнила мое поручение со всем тщанием, на которое только была способна. Она уже перестала реветь и только шмыгала носом.

— Костадин, приоткрой оконную створку. Пусть в комнату заходит свежий воздух.