Я не верю своим глазам… Всё предстаёт передо мной кадрами из фильма. Безысходность накатывает волнами, и, подняв с земли дипломат, я бросаюсь бежать прочь. На бегу врезаюсь в прохожих, в твёрдые плечи. В безжизненное подобие людей, закостенелых в своём безразличии. Вслед доносятся недовольные возгласы. Кто порасторопнее – сторонится. А я всё бегу… бестолково переставляя налившие сталью ноги.
Дипломат бьётся о бёдра, воротник рубашки щекочет шею, в туфлю забиваются мелкие камешки… а я всё бегу… до тех пор, пока одышка не берёт верх.
В боку закололо, и я склоняюсь к земле, тяжело дыша. С носа на землю падают капли пота. Я вытираю лоб лацканом рубашки. Разгибаюсь… отхожу на край дорожки и по очереди вытряхиваю камни из ботинок.
Парк Горького пропускает через себя прорву людей. Когда же они работают, если в будни такой поток?..
Ладно. К чёрту парк. К чёрту вас. К чёрту садовника. Всё это сегодня вечером закончится.
Я зашагал к выходу и обнаружил, что всё-таки один камешек остался – видимо, залетел под носок. Я отошёл к Москва-реке, к Ротонде – островку, вне людского потока.
Снова расшнуровываюсь, облокачиваюсь на холодную колонну, вытряхиваю носок, ладонью прочёсываю ступню и возвращаю ногу в туфлю. Сев на корточки, зашнуровываюсь… а когда поднимаюсь, вижу силуэт мужчины, сидящего на ступенях возле кованого забора, смотрящего через прутья на реку. Лысый затылок. Тот же серый костюм.
Я немного обхожу его и понимаю, что это не кто иной, как садовник, жующий бутерброд. И как вы думаете, во что был завернут этот бутерброд? В мой рабочий документ. Край бумаги был смят и торчал большой эмблемой «Э.Г.» с красивым вензелем. Мой логотип. Мой инициал. Эрик Гончаров.
Мужик, не отрываясь от бутерброда, стянул бумагу пониже, смачно откусил… повернул голову в мою сторону и спросил:
– Присядешь? – стряхивая с бороды крошки, он указал на ступень рядом.
Глава 5
Я, как кузнечик, опустился рядом. Возглас возмущения был подавлен шоком.
Как… как он успел вытащить доки, да ещё обернуть ими этот его сэндвич?!
Горчичный соус тёк по логотипу «Э.Г.», оставляя жёлтые пятна.
– Будешь? – протягивает бутер.
Я моргаю… точнее, пытаюсь сморгнуть этот сюр.
– Воздержусь.
– Как хочешь, – снова жуёт, поглядывает на меня и улыбается. – Может, это… ну кусочек хоть оставить?
Я собрал всю кислоту морды лица в единую возмущённую маску.
Лысый всё понял и доел. Вытер тыльной стороной ладони губы, смял упаковку и сунул в карман.
– Вы знаете, что это воровство?
Он вскидывает брови.
– Есть сэндвич?
– Я про бумагу, – говорю я и тыкаю в выцветший, выпирающий карман серого костюма.
Садовник шмыгнул носом, залез в карман и вытащил пергаментную смятую упаковку.
– Это, что ли?
Я хлопаю глазами. Его карман больше не топорщился – он точно достал всё, что было.
Может, он спрятал куда? Я пригибаюсь к ступеням, внимательным взором сканирую его замызганные ботинки, затем смотрю за спину… ни-че-го. Не могло же меня так проглючить.
– А ты чего это так от себя побежал? – спрашивает.
Перевожу взгляд на него.
– То есть?
– Дёру дал, так что пятки сверкали. Испугался чего?
– Я не от себя бежал, а от вас. Вы же как робот. БЕЗ-ЭМО-ЦИО-НАЛЬ-НЫ. Или инопланетянин… или… – я посмотрел на ладони садовника, тот их как-то задорно потерял.
– Как кто ещё? – напоминает он, когда пауза затянулась.
Я отмахиваюсь.
– Вы какой-то странный, и всё тут. Нет чтобы…
И тут он меня щёлкает по уху, да так, что я аж подпрыгиваю.
– ЭЙ!
– Ты ж так хотел?
Я прикладываю к уху ладонь, смотрю на его хитрое лицо и снова опускаюсь на ступень – но подальше, чтобы он не дотянулся.